Она уже начала чуточку сердиться, когда явился Мартленд и замаячил в дверном проеме, будто проблема загрязнения окружающей среды. В позе для него бесспорно застенчивой, но отчетливо угрожающей для остальных.
Нехотя они признали, что шапочно знакомы. Миссис Спон метнулась к окну. Мне известно множество людей, способных метаться, и миссис Спон из них последняя. Повисло эдакое липкое молчание — как раз того сорта, что я предпочитаю. Наконец Мартленд прошептал:
— Быть может, вам лучше попросить старушенцию покинуть нас, — и шепот его был уж чересчур театрален.
Миссис Спон набросилась на него и его От-чи-та-ла. Я слыхал о ее талантах в этой области, но ни разу не выпадала мне честь слышать, как она отмыкает свою лексическую сокровищницу. Эмоциональное пиршество, высокая литература: Мартленд зримо увял. Никто не сравнится с утонченно образованной трижды разведенной дамой во владении вербальным хлыстом. «Бородавка на заднице налогоплательщика», «юный содержанец инспектора дорожного движения» и «полковник Уигг для нищих»[36]— вот лишь несколько преподнесенных ею любезностей, но воистину их было больше, гораздо больше. Наконец она унеслась, оставив по себе облако «Рагаццы» и очень симпатичных эпитетов. На ней был костюм с замшевыми бриджами, но можно поклясться — минуя Мартленда, она влекла за собой двенадцатифутовый трен из парчи.
— Ну и ну! — воскликнул он, когда она скрылась из виду.
— Да, — удовлетворенно подтвердил я.
— М-да. Что ж, Чарли, послушайте — вообще-то я пришел, чтобы сообщить вам, как жаль мне и как стыдно, что между нами такое произошло.
Я смерил его своим фирменным ледяным взглядом. Тем, что побольше, экономичного размера.
— Я имею в виду, — продолжал он, — что вам отвратительно досталось, и мне кажется, следует все вам объяснить. Мне хочется ввести вас в картину — что даст вам некоторое преимущество, должен признать, — и э... попросить у вас э... помощи.
«Иди ты!» — подумал я.
— Садитесь, — бесстрастно произнес я. — Сам я предпочитаю стоять — по причинам, кои вскоре станут вам понятны. Я определенно намерен выслушать ваши объяснения и извинения; что, же до всего остального, обещать ничего не могу.
— Хорошо, — ответил он. Немного помялся, как тот, кто рассчитывает, что сейчас ему предложат выпить, и полагает, что вы забыли оказать ему такую честь. Осознав, что сегодня у него явно Вечер Воздержания, Мартленд продолжил: — Вы знаете, почему сегодня утром застрелили Спинозу?
— Ни малейшего, — со скукой в голосе ответил я, хотя весь день в мозгу у меня циркулировало множество версий. Неверных, впрочем.
— Выстрелы предназначались вам, Чарли.
Сердце мое безответственно затрепетало в грудной клетке. Подмышки увлажнились и похолодели, и мне захотелось в уборную.
То есть электрические батареи и так далее — это одно, в пределах разумного, само собой, но если вас кто-то желает прикончить, навсегда, — эту мысль разум принять отказывается; ему такую мысль хочется выблевать. Обычные люди просто не располагают ментальными или эмоциональными клише, что помогут им справиться с подобным известием.
— И как же вы можете быть настолько в этом уверены? — через мгновение-другое вопросил я.
— Ну, если говорить до конца откровенно, Морис полагал, что подстрелил именно вас. Поскольку именно вас и намеревался подстрелить.
— Морис? — переспросил я. — Морис? В смысле — ваш Морис? И зачем же только ему это могло понадобиться?
— Ну, вообще-то я как бы ему велел.
Тут в конце концов сел и я.
Из теней у двери плавно выделилась необработанная масса Джока, подплыла и упокоилась за моим креслом. В кои-то веки дышал он носом и на выдохе жалобно присвистывал.
— Звонили,сэр?
Джок в самом деле превосходен. То есть, вообразите — сказать такое. Что за такт, что за «савуарфэр»,[37]что за опора молодому хозяину в момент стресса. Мне сразу стало значительно лучше.
— Джок, — произнес я. — У тебя случайно не при себе латунный кастет? Через минуту-другую я могу попросить тебя ударить мистера Мартленда.
На самом деле Джок, разумеется, не ответил — он способен распознать риторический вопрос на слух. Но я почувствовал, как он ощупывает свой задний карман — «мою кошелку», как он его называет, — где шесть унций искусно вылепленной латуни поселились в уюте и вони еще в те времена, когда Джок работал в Хокстоне самым младшим малолетним преступником.
Мартленд же энергично и нетерпеливо качал головой:
— Все это совершенно не обязательно, совершенно. Постарайтесь понять, Чарли.
— Постарайтесь мне объяснить, — ответил я. Мрачно, как человек, мучимый болями в заду.
Мартленд подавил то, что я принял за вздох.
— Tout comprendre, c'est tout pardonner,[38]— сказал он.
— Послушайте, вот это мило!
— Чарли, да я полночи рассказывал этому кровожадному старому маньяку в Министерстве внутренних дел о том, как мы вчера с вами поболтали.
«Поболтали» — это хорошо.
— И когда я сообщил ему, сколько всего вам известно об этом деле, — продолжал Мартленд, — ничто уже не могло его разубедить, что с вами должно покончить навсегда. «С крайним предубеждением» — вот как он выразился, глупый паскудник. Начитался триллеров за чаем, должно быть.
— Нет, — любезно поправил я. — В триллеры это еще не попало, только в «Санди Таймс». Это жаргон ЦРУ. Должно быть, он читал досье «зеленых беретов».
— Это как угодно, — продолжал Мартленд. — Это как угодно... — Очевидно, ему пришелся по вкусу сей округлый речевой оборот. — Это как угодно, только я старался осведомить его, что мы пока не знаем, что знаете вы и, что самое важное, откуда вы это узнали; а посему безумием было бы ликвидировать вас на этой стадии. Э-э, разумеется, на любой стадии, но такого я сказать, разумеется, не мог, правда? В общем, я пробовал убедить его передать дело на рассмотрение министру, но он ответил,что министр к этому времени уже наверняка пьян, а сам он недостаточно упрочен в своем положении, чтобы безнаказанно тревожить его в такое время, да и в любом случае... В любом случае, мне пришлось последовать общему правилу, поэтому сегодня утром я счел наилучшим отрядить на задание Мориса — он мальчик импульсивный, — и предоставить вам честный шанс на выживание, понимаете? И, Чарли, я крайне, крайне доволен, что он подстрелил не того парня.
