что я ворую его жесткие диски?
На всякий случай я положила нож в задний карман. Затем я бегу через комнату обратно к лестнице, эти красные механические глаза наблюдают за мной в темноте. Мой желудок скручивается, когда я поднимаюсь на ноги. Меня не волнует взлом и проникновение. Меня даже не волнует воровство, потому что я знаю, что поступаю правильно.
Но поможет ли что-нибудь в долгосрочной перспективе доказать, что Кэш является насильником? Потребуется бесконечное количество времени и денег, чтобы посадить его в тюрьму, и даже если его осудят, есть шанс, что он окажется под домашним арестом в своем великолепном поместье благодаря своему богатству.
По-моему, это несправедливо.
Но я продолжаю идти, отсоединив жесткий диск на втором этаже, я подкрадываюсь с ним в конец коридора. Когда я добираюсь до лестницы, мое тело кипит. Я отложила жесткий диск. Затем я на цыпочках возвращаюсь в коридор.
Дверь его спальни приоткрыта, и через маленькую щель кое-что видно. Лунный свет тусклыми лучами проникает сквозь заклеенные газетами окна.
И вот он здесь.
Огромное тело в тени. Моя грудь вздымается, а желудок скручивает, но я сглатываю это ощущение, затем толкаю дверь, придерживая пальцами, чтобы она не скрипнула.
Ни звука. Никакого движения кровати. Он все еще спит. Я натыкаюсь на стол рядом с дверью, и быстро поправляю лампу, стоящую на нем. Основание светильника выполнено из чистой бронзы, с абажуром из витражного стекла, украшенным красными цветами на зеленом фоне.
Я прикусываю внутреннюю сторону губы. Если бы я уронила её, он бы проснулся, и то, что я стою в его спальне, было бы намного сложнее объяснить, чем то, что я делала внизу.
Но лампа прочная. Достаточно тяжелая, чтобы кого-нибудь вырубить. Это может даже убить его.
Предполагалось, что я получу отснятый материал и уйду. Но такой человек, как Уинстон, готовый наложить руки на кого-то, кто ниже и слабее, чем он сам, никогда не изменится. Как только такой человек почувствует вкус власти, он никогда ее не отпустит, сколько бы ни обещал или не извинялся. Неважно, как сильно они клянутся, что любят тебя. Они будут продолжать причинять боль всем на своем пути, пока не станет слишком поздно.
Адреналин бурлит в моем теле. Я не позволю этому повториться.
Я выключаю эту безвкусную, ужасную лампу, держа ее обеими руками. С каждым шагом я приближаюсь к его размытой, черной фигуре, мое сердце колотится, каждый удар отдается в ушах, кожу словно прокалывают ножами.
Затем поднимаю лампу в воздух, мои мышцы напрягаются, шнур болтается сбоку от меня, как поводок. Я стискиваю зубы.
Вместо призрачной фигуры Уинстона я вижу светло-каштановые волосы и голубые глаза моего отчима.
«Это должен быть ты, папочка.» думаю я, перед тем, как опускаю лампу ему на голову.
Она приземляется с глухим стуком, пыль разлетается в стороны, как будто его душа покидает тело. Тишина окутывает меня, мои конечности дрожат, когда я наклоняюсь ближе. Никакого движения. Но в комнате темно, и трудно что-либо разглядеть.
Поставив лампу на подушку, я дотрагиваюсь до его груди, чтобы проверить, дышит ли он еще, но она холодная и твердая, как будто он уже был мертвым. Я откидываю простыню.
На коврике лежат белые пакеты разных размеров, наполненные сухим цементом.
— Какого хрена? — шепчу я.
Мигает лампочка потолочного вентилятора, лопасти с жужжанием приходят в движение, как циркулярная пила, готовая разрубить меня пополам.
— Что за представление. — раздается низкий голос у меня за спиной.
Я оборачиваюсь. Портативная камера закрывает половину лица Кэша, как маска. Его рубашка расстегнута открывая крепкую грудь, волосы уложены, а рукава закатаны.
Келоидные шрамы покрывают его подтянутый живот, будто бы его неоднократно обжигали или даже резали ножом.
Что, черт возьми, с ним случилось?
Нет. Он не заслуживает сочувствия. Он насильник. Его прошлое не оправдание.
— Таков был твой план? Использовать лампу, чтобы убить меня? — спрашивает он насмешливым тоном. — Как оригинально.
— Пошел ты, Уинстон. — бормочу я.
— Сколько раз я должен повторять тебе называть меня "Кэш"?
Он опускает камеру, но продолжает фокусировать ее на мне. Он проводит языком по зубам.
— Позволь мне дать тебе подсказку, маленькое лекарство. Если будешь вести себя хорошо, то сможешь избежать тюрьмы.
— Я не буду с тобой любезничать. — рычу я, снова сжимая ладонью лампу.
— Ах, маленькое лекарство. — хихикает он, и на его губах появляется улыбка.
— Не называй меня так.
— Ремеди. — исправляется он. — Это не то, чего я ожидал от тебя.
Он постукивает пальцем по губам, изображая недоумение.
— Итак, ситуация такова. Ты пыталась убить меня. Я заснял покушение на камеру. Это довольно затруднительное положение для тебя, согласна?
Я смотрю на него, свирепо встречаясь с ним взглядом, не позволяя ему загнать меня в угол. Я его не боюсь. Даже если он на целый фут выше и вдвое сильнее, во мне намного больше злости, чем может выдержать Уинстон, а это не шутки.
Он кладет камеру на столик, но объектив все еще преследует меня. С самодовольным видом похлопывая по верхней части устройства, он щелкает пальцем по красной лампочке, напоминая мне, что запись все еще идет.
— Я могу вызвать полицию, и отдать им это видео. Есть даже запись с камер видеонаблюдения, на которой видно, как ты кладешь нож для стейка в карман, прямо перед тем, как дважды ударить меня лампой. О, а как насчет кражи моих жестких дисков? Это будет забавно объяснить. — он стучит ногами по полу. — Явиться в мое поместье глубокой ночью для совершения преднамеренного покушения на убийство второй степени, я уверен, присяжным будет интересно выслушать твою защиту по этому делу.
Мои ногти так сильно впиваются в ладонь, что боль отдается в черепе, но адреналин заглушает все. Я этого не чувствую.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю я.
Его подбородок выдается вперед.
— Будь моей ассистенткой и моей куклой для траха.
У меня отвисает челюсть, желудок скручивается в тугой узел.
— Твоей куклой для траха?
— У меня есть достоверные сведения о том, что тебе нравится грубость. Мне тоже.
— Кто тебе это сказал? — я задыхаюсь. — Дженна?!
— Всё просто: я могу играть с тобой, как захочу, когда захочу, и эти кадры останутся у меня. Ослушаться меня? И ты можешь найти свою безопасность за тюремной решеткой.
Я испускаю долгий, тяжелый вздох. Он сумасшедший. Он сделал это и с Дженной?
Нет. Она не была в подобной ситуации. Я неоднократно спрашивала ее, и она поклялась, что он никогда не прикасался к ней сексуально. Вместо этого, она говорила, что допускала
