мегаватт мощности – а уже с десяток хуторов преимущества социализма на собственной шкуре почувствовали, да и городок соседний начал внезапно убежавшими в Швецию жителями пополняться.
– Что-то я про убежавших не слышал, – заметил именинник. – Если и вернулась пара десятков человек…
– Для городка с населением в районе тысячи и пара десятков – это уже заметно. Но это был всего лишь один крошечный городок, а когда мы таких электростанций понастроим, да под них всякие заводики запустим… Там-то просто перезапустили сыроваренный заводишко на пять человек рабочих, но так как с энергией стало совсем хорошо, то на заводике уже почти двадцать человек трудится. А это, кроме всего прочего, для сотни окрестных крестьян стабильный рынок сбыта и источник дохода…
– Вот опять ты, Старуха, все на деньги переводишь.
– Я знаю, потому что контра и по-другому думать не умею. Но я думаю, что деньги – это не капитал, про который карла так забавно писал, а мерило благосостояния народа. В руках трудового элемента, который деньги трудом своим зарабатывает, они именно это и есть. Это вообще единица измерения этого самого благосостояния, потому что кто-то из классиков писал, я просто забыла кто именно, что деньги – всего лишь мера овеществленного труда. Произвел мужик молочка, труд свой овеществил – и на молокоприемном пункте завода овеществленный свой труд измерил…
– Старуха, ты что, лишку выпила?
– Не то, чтобы лишку… но вы правы, я лучше пойду уже…
– А торт?
– Да, торт упускать никак нельзя. Тогда вы, Лаврентий Павлович, если я рот открою не для того, чтобы этот торт откусить, мне его просто заткните.
– Ага, тортом и заткну. А пока… Ты нам лучше сыграй что-нибудь. У меня рояль, конечно, твоему не чета… но Серго на той неделе настройщика приглашал…
Посевная тридцать девятого года прошла под знаком всеобщего энтузиазма. Причем энтузиастили не только колхозники и рабочие совхозов, но и единоличники из Саамо-Финской области: им (правда, в краткосрочную аренду) предоставили почти десять тысяч тракторов. Тракторишек: какие поля, такие и трактора – но платить за аренду предстояло потом, долей от урожая, а пахать на тракторе и быстрее, и дешевле, чем лошадками. Но, по мнению Валентина Ильича, будет хорошо если эти единоличники окажутся в состоянии хотя бы область нормально прокормить…
Зато с прокормом остальной страны ни у кого сомнений уже не было. В тридцать восьмом невысокие еще лесополосы в степной зоне доказали, что урожай с ними заметно повышается. А еще удобрения мужику продемонстрировали, что земелька с ними действительно становится «добрее» – и по крайней мере в совхозах поля удобрили неплохо. Все же меньше, чем хотелось, просто удобрений больше не было – но им они прибавку урожая обещали дать заметную.
А в ожидании урожаи и рабочие трудились на славу: в конце мая впервые в мебельных магазинах произошло хоть и небольшое, но затоваривание, после чего случилось «страшное», о чем народ вспоминал аж до середины июня: произошло снижение розничных цен на большинство видов мебели. А самым «страшным» было снижение цен на телевизоры: аппарат с экраном в тридцать сантиметров стал стоить не тысячу сто рублей, а всего шестьсот!
Телевидение, правда, пока существовало лишь в двух городах: Москве и Нижнем Новгороде. Но народ уже твердо знал, что скоро оно появится во всех городах страны, ведь в газетах даже постановление правительства специальное было опубликовано! Правда, мало кто вообще понимал, что такое «телевидение»…
Много чего интересного в СССР творилось, не очень понятного – но исключительно интересного! А двенадцатого июня товарищ Поскребышев и Иосифу Виссарионовичу сообщил интересную новость:
– Товарищ Кожемякин сообщил, что сегодня из Стокгольма в Москву рейсом Аэрофлота вылетела Марта Густафссон. По приглашению госпожи Фреи Аспи.
– А цель ее прилета известна?
– Да, тут все написано, – и с этими словами Александр Николаевич положил на стол Сталина тонкую папку с бумагами…
Глава 3
Небольшое совещание произошло у Веры дома, просто потому дома, что совещание было совершенно «неофициальное» и вообще существенного влияния на государственную работу рассматриваемый вопрос оказать не мог. А до Веры добраться всем участникам можно было минут за пятнадцать – что, вообще-то, было куда как быстрее, чем ее в Кремль вызывать. И вообще все было «быстрее»: собственно, само совещание отняло у участников минут пятнадцать:
– Я примерно такого и ожидала, – заметила Вера, выслушав сообщение Иосифа Виссарионовича, – и поэтому успела подумать, как нам с этим бороться. Валентин Ильич вон жаловался, что у нас средств на досрочный ввод в эксплуатацию завода в Новгороде не хватает…
– Я про Новгород вообще ничего не говорил! – возмутился тот.
– А я имею в виду то, что у нас не на что закупить станки для завода в Кургане, ведь пришлось приобретать станки для Новгорода. Так вот, станки эти у буржуев имеются, и они их с удовольствием продадут, той же Марте и продадут. Если мы наскребем денежек для такой покупки, однако с источниками зарубежных денежек у нас сейчас несколько грустно…
– Предлагаешь снова брать кредиты у буржуев? – поинтересовался Вячеслав Михайлович, – Но ведь не дадут, или дадут под такой конский процент… Сейчас политическая обстановка в Европе довольно сложная, банки рисковать не хотят.
– Я про политическую обстановку вообще не думаю, а думаю о том, что любой кредит – это плохо. То есть плохо, если мы кредит берем, а хорошо – если мы его даем.
– Чтобы кредиты выдавать, деньги нужны, а у нас лишних денег нет, – миролюбиво вставил свое веское слово Иосиф Виссарионович.
– У нас и нелишних денег нет, поэтому я предлагаю… хочу предложить кое-что другое. Ну а так как я – откровенная контра, то и предлагать буду что-то, коммунистической морали не соответствующее.
– Старуха, мы и так знаем, что ты контра, – в разговор вклинился Лаврентий Павлович, – так что давай без длинных предисловий. У нас и так много чего есть для того, чтобы дать тебе десять лет расстрелов по утрам и вечерам, хуже для тебя уже не будет.
– Ну что, вы сами просили. Итак, слушайте…
В Кремль Сталин и Молотов возвращались
