Поставив коричневую сумку на пол возле пары коробок с останками моей прошлой жизни, я вышел на улицу, чтобы отдохнуть и покурить. Я стоял на самой верхней из двадцати шести растрескавшихся бетонных ступенек, ведущих к моей двери. Слева простиралась сама Терраса, бегали дети и счастливые шнауцеры. Справа и прямо передо мной располагались лабиринты гимнастических залов и гаражей. Некоторые не имели дверей, и в открытых проемах виднелись лыжи и автомобили. Над всеми гаражами размещались квартиры, похожие на мою. На веревках в окнах сохли ползунки, сквозь сетки на дверях прорывалась музыка всевозможных стилей. Жара была самым значительным событием дня. Из-за вечернего солнцепека скрипели и постанывали многочисленные машины и нагрелся металлический поручень. Теплый ветер нес кухонные ароматы и птичьи трели. Он легко коснулся моего вспотевшего лица, и от этого прикосновения у меня по рукам пробежали мурашки. Появилась эрекция. Я засмеялся и терпеливо стал ждать, пока она спадет. Четыре года беззаботной дружбы с Питтсбургом неожиданно превратились в неистовое возбуждение и любовь. Я обхватил плечи руками.
На следующий день у меня был выходной, и я уже знал, как его проведу. Я зашел в Хиллмановскую библиотеку, в майке без рукавов и шикарных солнцезащитных очках, готовый к обеду с Артуром. Летний семестр уже начался, но ко мне это не имело никакого отношения. В библиотеке было довольно много студентов в шортах, старающихся изо всех сил усидеть на своих стульях и понять хоть что-нибудь из того, что они читали. Артур заполнял формуляры заявок на книги в комнате, выходящей в тот же самый коридор, где обитала Девушка за Решеткой, и, для того чтобы к нему попасть, мне пришлось пройти мимо пресловутого зарешеченного окна. Девушка была на месте. Я медленно приблизился, радуясь тому, что обут в мягкие мокасины, а не туфли со скрипом. Она была занята своими книгами, и я сумел хорошенько ее рассмотреть.
Сегодня она была одета во что-то многослойное, красного и белого цветов: футболки, юбки и великое множество платков и браслетов. Ее рыжевато-коричневые волосы были аккуратно уложены на манер сороковых: длинная челка, зачесанная на одну сторону, частично скрывала склоненный профиль. Она выглядела сосредоточенной и не слышала моих шагов. Я проскользнул мимо нее и направился дальше по коридору к отделу, где работал Артур. Я помнил о том, что Артур назвал девицу «панком», но ее манера поведения и аккуратность явно говорили о другом. Она ничем не походила на панка или хотела подчеркнуть эту свою непохожесть традиционной женственностью, непременными розовым лаком для ногтей и ленточками. Я задумался о том, кто же она такая, если не панк.
Артур уже приготовил свой пакет с обедом и, как только я вошел, быстро отметил закладкой то место, которое переписывал.
— Привет, — сказал он. — Ты готов? Видел Флокс?
— Привет. Да, видел. Флокс, ха-ха! Ну и имечко!
— Знаешь, ты ей определенно нравишься. Так что смотри будь осторожнее.
— В каком смысле? Откуда ты знаешь? Что она сказала?
— Ладно, пошли поедим. Я расскажу тебе по дороге. До свидания, Эвелин… Ох, Эвелин, прошу прощения! Это мой друг, Арт Бехштейн. Арт, это — Эвелин Маскьярелли.
Эвелин оказалась одной из его сотрудниц, вернее, начальницей. Хрупкая старушка, которая провела всю свою жизнь в стенах Хиллмановской библиотеки и, как позже рассказал мне Артур, пылала к нему нежной страстью. Я подошел к ней, пожал протянутую руку, ощущая уместность такого официального представления. Оно давало мне возможность самому выбрать, кем и каким я хочу перед ней предстать. И я решил явиться в образе молодого и блестящего интеллектуала, бодрого от солнечных лучей Мира по Ту Сторону Стены и обладающего свободой в любую минуту снова в него вернуться, которой она лишена. После короткого пожатия ее маленькой влажной ручки и демонстрации всех моих роскошных зубов мы вежливо попрощались и ушли.
По пути к выходу мы, разумеется, столкнулись с Флокс, которая пила из фонтанчика в холле. Ей пришлось прижать к груди руку, чтобы вся амуниция, которую она носила на своей шее, не угодила под фонтанную струю, когда она наклонялась.
— Флокс, — произнес Артур чуть насмешливо, — я хотел бы тебя кое с кем познакомить.
Она выпрямилась и повернулась к нам лицом. Ее глаза, едва видимые среди волос и ленточек, показались мне умопомрачительно голубыми. И эти голубые глаза расширились, узрев меня. Я ощутил себя голым из-за своих открытых рук. У нее было продолговатое лицо, гладкая кожа и чистый широкий лоб. Несомненно красивая, она выглядела как-то странно, неправильно. В ней все было слишком: слишком голубые глаза чересчур пристально разглядывали слишком красные колготки, которые были на ней надеты. Казалось, она тщательно изучила секреты создания красоты по-американски, только с какой-то странной точки зрения, откуда-то издалека, а потом старательно их применила для создания своего образа, перестаравшись в деталях. Дебютантка с другой планеты.
— Арт Бехштейн, знакомься, это — Флокс, — тем временем продолжал Артур. — Прошу прощения, Флокс, но я не знаю твоей фамилии. Это мой друг Арт. Он просто замечательный человек, — неожиданно добавил он.
Внезапно под давлением его странной похвалы и ее внимания я почувствовал себя обязанным сделать что-то особенное, но мне этого не хотелось. Наоборот, я желал скрыться в недрах коридора, спрятаться за массивной роговой оправой очков и тяжелым пальто и только потом выйти снова. Но на этот раз — содрогаясь от приступов метеоризма и гротескных тиков.
Флокс так и не произнесла ни слова. Она стояла, опустив руки вдоль тела, чуть согнув их в запястьях и распрямив пальцы. Классическая поза, к которой непременно полагалась сентиментальная мелодия, лучше всего в исполнении струнного оркестра, и комментарий: «Момент, о котором мечтает каждая девушка». Она не сводила с меня глаз в течение еще двух долгих секунд.
— Привет, Арт, — произнесла она наконец. — Никак не могу поверить, что вы знакомы. В смысле, что Артур знает нас обоих. Как поживаешь?
— Замечательно, благодарю. А ты?
— Хорошо. Я… Артур говорил, что ты не местный.
— Правда? — Я посмотрел на Артура, который задумчиво разглядывал свои руки. — Да, я из Вашингтона. Хотя нет, я почти местный. Семья моей матери живет в Ньюкасле, — сказал я. — Мама умерла.
Ответом мне была сочувственная улыбка. Я снова посмотрел на Артура. Он, казалось, весь ушел в созерцание своих идеальных рук.
— Да, это случилось давно. А ты местная?
— А я — важная часть Питтсбурга, — произнесла она и впилась в меня голубыми глазищами. Возникла пауза.
— Так, — вмешался Артур. — Достаточно. — И он взял меня под локоть.
— Э-э… А ты еще… э-э… придешь в библиотеку? В смысле, зайдешь к Артуру? Вы идете на обед?
Артур тут же докторским тоном объяснил характер нашего рандеву, причину моего отсутствия на рабочем месте и потащил меня за собой, сославшись на досадную скоротечность обеденного времени и пообещав Флокс, что она обязательно увидится со мной снова. И мы вышли в ослепительно яркий полдень.
