Книга Дело трех императоров - Фред Варгас

Дойдя до стен Ватикана, Ришар Валюбер остановился, чтобы позвонить.

- Инспектор Руджери? Мне нужна информация: высокий молодой человек, темноволосый, с очень крупными чертами лица, широкоплечий, изысканно одет, ходит, заложив руки за спину, - кто бы это мог быть, по-вашему?

- В черном пиджаке?

- Да.

- С золотой серьгой в виде колечка?

- Возможно.

- Это Тибо Лескаль, по прозвищу Тиберий.

- Ну так имейте в виду, что этот император идет за мной следом с той минуты, как я вышел из полицейского участка.

- Вы уверены?

- Успокойтесь, Руджери. Он, безусловно, следит за мной, но ничуть не пытается это скрыть, скорее наоборот. Похоже, он так развлекается.

- Понятно.

- Вот и хорошо, Руджери, раз вам понятно, вы потом все объясните мне. Увидимся позже.

- Куда вы направляетесь, месье Валанс?

- Собираюсь посетить монсиньора Лоренцо Вителли. У меня не так много времени, чтобы тратить его зря, и я надеюсь застать епископа на рабочем месте даже в воскресенье. Хочу начать с фигуранта, в каком-то смысле находящегося вне арены борьбы.

- Лучше бы вам сразу броситься в центр событий.

- Туда, где кровоточит рана? Это я всегда успею. Если вы погонитесь за зверем, он ускользнет от вас; но устройте на него облаву, и он легко попадется вам в руки. Это известный прием.

Раздосадованный Руджери положил трубку. Валанс был не против сотрудничать с ним, говорил, куда пойдет и что собирается делать, но сердечности в нем было не больше, чем в каменной глыбе. Руджери, любивший долгие разговоры в часы досуга, с развернутой аргументацией и логическим обоснованием различных версий, в общем, все, чем радует нас беседа, догадывался, что ему трудно будет общаться с этим человеком, который предпочитает лаконизм в мыслях и в движениях.

Ришар Валанс не ошибся: епископ был на работе и согласился принять его в своем кабинете. Пожимая руку Лоренцо Вителли, Валанс улыбнулся ему. Валанс мало кому улыбался, но этот рослый священник ему нравился. В голове у него пронеслась мысль, что, если бы он был молод и у него было бы неспокойно на душе, он, возможно, захотел бы, чтобы такой человек помог ему. Валанс смотрел, как епископ снова усаживается за письменный стол. Его движения были медлительны, а в манерах отсутствовала та профессиональная вкрадчивость, которая иногда встречается у юристов, врачей и священников и которая может оказаться скорее отталкивающей, нежели умиротворяющей. Его тело не слилось воедино с сутаной, и на него было приятно смотреть. Значит, вот он какой, друг детства и юности Лауры Делорм, в замужестве Валюбер.

- Меня предупредили о том, что вы прибыли в Рим с миссией особого рода, - начал Лоренцо Вителли. - Зная, какое положение занимает Анри - вернее, его брат, - я ожидал чего-то подобного. Полагаю, Эдуар Валюбер хочет во что бы то ни стало замять дело?

- Могли бы сказать точнее: замять любой ценой. Под угрозой его министерский портфель, а заодно и репутация всего кабинета.

- Вы уже наверняка знаете об этом больше меня. Не будет ли с моей стороны нескромностью, если я спрошу, как дела у Клавдия Валюбера?

- Он временно освобожден из-под стражи, но с обязательством являться в полицию по первому требованию и не покидать Рима.

- Как все трое держались на допросах?

- Понятия не имею. Вы за них волнуетесь?

Епископ помолчал несколько секунд.

- Верно, - произнес он наконец, медленно поворачиваясь лицом к Валансу. - Возможно, вы этого не поймете, но получилось так, что эти трое мне не безразличны. И я волнуюсь, потому что они совершенно непредсказуемы. Могут вдруг выкинуть что угодно. И полиция, разумеется, будет от этого не в восторге. Но скажите, чего, в сущности, вы ждете от меня?

- Расскажите мне о них. Инспектор Руджери находит странным, что такой человек, как вы, оказывает им покровительство.

Лоренцо Вителли улыбнулся:

- А вы?

- А я ничего не могу сказать.

- Они занятные. Особенно все вместе. У них своего рода тройственный союз, в смысл которого хочется вникнуть. К Клавдию, - продолжал он, вставая, - привязаться труднее, чем к остальным. Два года назад, когда Анри, можно сказать, поручил мне сына, я смотрел на него с предубеждением. Меня раздражала внезапно вспыхивающая в нем агрессивность. Потом я разглядел его получше и оценил по достоинству. Когда его лихорадочное возбуждение утихает, он становится на редкость обаятельным. При первой встрече он производит на вас неприятное впечатление, но постепенно вы распознаёте в нем искреннее, трогательное существо. Вы понимаете? Отношения с отцом у него были непростые. Узнав, что Анри приезжает в Рим, он два дня не находил себе места. В полиции вам, вероятно, уже сказали, что Клавдий наделал здесь шуму. Однако ему не по силам причинить кому-либо зло, и в каком-то смысле я жалею об этом. Когда я взял Клавдия, то в придачу к нему волей-неволей должен был взять еще две посылки, прибывшие в его багаже, - Тиберия и Нерона, или Лескаля и Лармье, если вам так больше нравится. Нерон - аморальный, неуравновешенный тип, способный на необъяснимые, шокирующие поступки. Признаюсь, мне даже доставляло удовольствие наблюдать за тем, как он живет, хотя, по совести, не следовало бы. Тиберий, бесспорно, самый одаренный из троих. У него выдающийся ум, и ему я помогаю в учебе больше, чем остальным, хотя он-то как раз нуждается в этом меньше. Все это должно было бы сделать его неприятным, а получается наоборот. Он излучает такую невозмутимую, царственную невинность, какую я редко встречал в своей жизни. Но надо видеть их втроем. Только так они предстают во всем блеске. Что вы думаете об этой характеристике?

- Достаточно лестная.

- У меня есть оправдание. Они необычайно преданы друг другу.