куда меня везут.
— Проклятье, — с досадой понимаю. что это совсем не в той стороне, куда мне нужно. Не в той стороне, где стоит дом моей покойной матери.
— Значит нас везут в северную обитель?
— Похоже на то… Ух ты, смотри.
Клементина нагибается и поддевает рукой большую ветку, утопающую в еловых иглах. Хорошая сухая ветка, которая точно сгодится на костер. Я помогаю ей вытащить ее, не уронив то, что она уже собрала.
— Повезло тебе, — говорю я с улыбкой, — похоже я знаю. кто сегодня будет есть мясо.
— Забирай себе, — говорит она и машет рукой, — мне все равно не утащить ее.
Я знаю, что она лукавит и с легкостью утащит и эту ветку и еще две таких, и от того еще больше благодарна ей.
— Нет, так нельзя, я должна найти сама, — говорю я. — Ты иди, я догоню.
— Время на исходе, Элис, — говорит клементина, — лучше вернемся сейчас. Да постой же ты!
Слушая ее краем уха, я обыскиваю взглядом землю, но не могу найти ничего подходящего. В глаза бросаются лишь грибы и трухлявые пеньки. Я ускоряю шаг, все быстрее отдаляясь от остальных, пренебрегая болью, с каждым движением вознаграждающей меня за рвение.
— Проклятая старуха. Проклятая старуха. Проклятая старуха, — твержу я про себя, делая каждый следующий болезненный шаг.
И вдруг мой взгляд цепляется за что-то подходящее.
Нашла!
Прямо перед собой я вижу отличную кривую ветку, похожую на разветвленные оленьи рога. Я победно поднимаю ее над головой и оборачиваюсь, чтобы похвастаться перед Клементиной.
— Элис, уходи оттуда! — кричит она издали и бросает все, что нашла. После чего начинает карабкаться на ближайшее дерево, раздирая остатки своего пестрого платья.
— Что?…
Я оборачиваюсь и прямо перед собой вижу оскаленную морду черного волка. Желтые глаза смотрят мне в душу. Утробный рык зверя постепенно перерастает из едва слышного, в угрожающий и сулящий смерть.
Все мое тело окатывает волной леденящего страха.
10
Волк медленно делает угрожающий шаг навстречу, не отрывая от меня своих янтарных глаз.
Бежать уже поздно — это я понимаю сразу. Если я побегу, он прыгнет мне на спину и вонзит острые клыки в шею. Я не должна показывать ему свой страх, он должен видеть, что я не боюсь.
Вместо того, чтобы развернуться и бежать, я, повинуясь какому-то странному наитию, шагаю вперед, не прерывая зрительного контакта со зверем. Шерсть на его загривке вздымается и он делает резкий выпад, одновременно клацая страшными острыми зубами. Но я, несмотря на то, что сердце мое уходит в пятки, не шелохнусь, а после, осыпая себя саму проклятьсями за самоубийственную отвагу, делаю еще один шаг навстречу.
— Элис, ты чего? Беги! — кричит Клементина издали, но я не обращаю внимания. Какая-то новая сила словно тянет меня вперед, вопреки моему страху.
Сухие еловые иглы шуршат под моими босыми ногами и я делаю еще шаг. А в следующее мгновение с ужасом осознаю, что вытягиваю руку, чтобы коснуться страшного зверя пальцами. Одна моя часть кричит от ужаса и требует, чтобы я бежала без оглядки, но другая, куда более мудрая и спокойная, требует, чтобы я коснулась его.
— Ты голоден, — слышу я собственный голос, сама удивляясь тому, как спокойно он звучит, словно говорю не я, — страшно голоден и измотан.
Я кладу руку на темную густую шерсть волка, чувствуя под пальцами торчащие кости хребта и ребер.
К моему удивлению, волк не скалится больше и не рычит, вместо этого он опускает морду и начинает терется об мою ногу.
— Бедный, ты совсем исхудал, — говорю я и садясь на корточки глажу его по загривку. Красивое гордое животное поднимает голову и снова глядит мне в глаза. Теперь в его взгляде нет вызова, только покорность и как будто понимание.
— Мне нечего тебе дать, кроме своей жизни, — говорю я, — такой же, как я, голодный, одинокий и брошеный. Когда я прикасаюсь к нему, мне кажется, что я могу чувствовать события, что происходили с ним в прошлом. Странные смутные картины проплывают перед моими глазами и мне становится до боли печально от того, что я чувствую.
— Они изгнали тебя и не разрешили возвращаться в стаю.
Он моргает, глядя на меня и облизывает мою руку шершавым розовым языком.
— Жаль я ничем не могу помочь тебе сейчас, — говорю я с горечью. — Я сама не в лучшем положении. Не советую тебе подходить ближе к дороге, там люди с арбалетами, они стреляют металлическими болтами, если ты попадешься им на глаза, они убьют тебя ради забавы.
Глажу волка по спине и говорю ему еще какие-то слова, и чувствую, что он как будто понимает, если не саму человеческую речь, то ее смысл.
— Так у тебя дар зверолова, — слышу я ошарашенный голос Клементины из за спины.
Волк тут же ощетинивается и начинает рычать.
— Тихо, тихо, она друг, — говорю я ему, — она не обидит.
Он недоверчиво смотрит на нее, но рычать перестает.
— У меня нет никакого дара, — говорю я.
— Ну конечно, если так, то я тогда — девственница, — хмыкает Клементина недоверчиво. — Ты только что приручила дикого лесного волка. Черные — самые свирепые — это каждый знает. А этот еще и голодный судя по всему.
— Я ничего не делала, — смущенно говорю я, — оно само, я словно бы…
— ЗНаешь что? Ты, похоже, совсем дурочка и ничего не понимаешь, Но если кто-то об этом узнает. Особенно если это станет известно церковникам, они тебя закопают заживо, а после выкопают и сожгут. Хорошо, что этого, никто, кроме меня, не видел. Пойдем, скорее.
— Подожди, — говорю я, сажусь рядом с волком и смотрю ему в глаза.
— Беги в лес, за нами не ходи.
Он недовольно рычит, и стоит мне отойти на два шага, догоняет меня и заглядывает мне в глаза, словно ожидая команды.
— Похоже, у нас проблема, — говорит КЛементина. — Думаю, пятнадцать минут давно прошли.
— Но мы не можем оставить его тут, он голоден.
— Если мы останемся тут, мы сами умрем от голода, холода и истощения, — говорит она и настойчиво тянет меня за собой.
Я оборачиваюсь и встречаюсь глазами с волком. Он сидит на месте и едва слышно скулит., словно не хочет меня отпускать.
— Прости, — одними губами говорю я и отворачиваюсь.
— А вот и наши опоздавшие, — с радостной улыбкой встречает нас мать Плантина, когда мы, возвращаемся с охапкой веток. — Вот те, у кого не хватило мозгов даже на то, чтобы поднять пару веток с земли и
