потому что хочется всегда, а когда выпадает свободная минутка. Мне не хотелось возиться с примусом и вообще не хотелось двигаться, чтобы не нарушать спокойствия пустыни. Я примостилась на придорожном камне и стала вслушиваться в музыку тишины. В таких местах мне обычно кажется, что я пришла на концерт. Здешняя тишина только прикидывается тишиной. На самом деле она наполнена шепотом утреннего ветра, шелестом солнечных лучей, суетливой побежкой мелких грызунов и скорпионов, плавным скольжением змей, потом камней, движением сухих трав, дыханием остывшей за ночь земли. Нет ничего торжественней и мощней этой музыки…
– Бетти, проснись! Они едут!
Я проснулась оттого, что Мики тряс меня за плечо. Солнце уже стояло высоко. Снизу из ущелья доносился звук моторов.
– Пересядь в тенечек, вон туда, к стенке, – скомандовал Мики. – И поправь микрофон. Зив, братан, как слышишь? Брось что-нибудь, дай знать.
Сверху тут же скатился камешек. Я пересела в тень, к примусу, и отхлебнула кофе из стаканчика. Кто-то дрыхнет, а кто-то варит кофеек… Жаль, Зива не угостить. Вот уж кому сейчас несладко на солнцепеке.
Бедуины подъехали на двух пикапах «Исузу» – в каждом по трое. Из первой машины вышел молодой парень, не говоря ни слова, осмотрелся, несколько раз прошелся вперед-назад и вернулся в кабину. Минуту-другую не происходило вообще ничего. Мы с Мики, потягивая кофе, глазели на бедуинов в пикапах, они глазели на нас сквозь ветровые стекла. Наконец хлопнула дверца второй «Исузу». Мужчина в длинной белой галабие и красном клетчатом головном платке постоял, разминая кости, шумно вздохнул и двинулся в нашу сторону. К нему присоединился давешний парень из первого пикапа. Оба присели на корточки рядом с нами. Как и предсказывал Мики, они смотрели только на него, полностью игнорируя присутствие низшего существа, то есть меня. Что живо напомнило мне наш недавний визит в Бней-Брак.
Мики молча наполнил два чистых стаканчика и поочередно протянул их гостям. Гости взяли, не поблагодарив даже кивком.
– Подарил ли мне аллах высокую честь говорить с шейхом Абульабедом? – нарушил Мики затянувшееся молчание.
Старший важно кивнул. На вид ему было лет сорок-сорок пять.
– Как твое имя? – спросил он. – И что тут делает эта женщина?
– Милостивый шейх может звать меня Шахаром, – ответил Мики. – А женщина – моя секретарша. Возможно, шейх ее помнит: раньше она была с Нисо, а теперь перешла ко мне.
Бедуин покачал головой:
– Не помню. Нисо приезжал ко мне с другой секретаршей.
– Он их часто менял, – ухмыльнулся Мики. – Эта оказалась последней. Я привез ее сюда, чтобы ты убедился, что все у нас будет по-прежнему.
Абульабед отхлебнул из стаканчика и поставил его на землю.
– Не обижайся, Шахар, но вы не умеете варить кофе. И прятать снайперов тоже. Кто у тебя там наверху? – Он кивнул в направлении Зива. – Думал, мы не заметим? Вон камешки на дороге. Вот след на склоне. Вон сломанная колючка.
Мики восхищенно кивнул:
– Разве в пустыне можно что-то спрятать от бедуина? Вы тут хозяева, мы гости. А что до моего человека там, наверху, пусть шейх примет это как знак особого уважения. Кем бы я был, если бы встретил тебя с одной секретаршей?
Бедуин помолчал, взвешивая ответ, и, видимо, признал его достойным.
– Так что теперь? – спросил он. – Когда ты вернешь долг?
– Пусть милостивый шейх не сомневается: долг будет выплачен сполна, – отвечал мой муж, поедая бедуина преданным собачьим взглядом. – Скажу больше: он был бы выплачен давным-давно, если бы покойный Нисо не вел дела в одиночку. Трудно войти в бизнес, когда не знаешь о нем ровным счетом ничего. Но теперь, слава аллаху, мы с шейхом встретились лицом к лицу как два достойных друга и можем обсудить все детали. А именно: где, чего и сколько.
Абульабед снова помолчал, прежде чем ответить.
– Что ж, справедливо, – сказал он. – Где? Здесь. Мы передадим тебе товар прямо здесь, на этом месте. Чего? Как заказывал Нисо: двадцать пять длинных, пятьдесят коротких и двадцать брикетов. Сколько? Три.
Теперь надолго замолчал Мики. Когда он заговорил, вид у него был крайне озабоченный.
– Да простит меня милостивый шейх, но меня учили другой арифметике. Длинные стоят сорок косых штука. Короткие – двадцать, столько же и брикеты. Вместе выходит два миллиона четыреста тысяч. Как получилось три?
Бедуин всплеснул руками и запыхтел, как примус.
– А неустойка за опоздание? – воскликнул он. – Знаешь ли ты, сколько я должен своим поставщикам? Как, по-твоему, я буду рассчитываться с братьями по ту сторону реки? Думаешь, они не назначат мне штраф?
– Неустойка… штраф… – скорбно скривившись, повторил Мики. – Я бы охотно согласился с милостивым шейхом, если бы опоздание произошло только по нашей вине. Если бы нам не помешали еще и проблемы великого племени зубейдат…
Шейх удивленно вскинул брови:
– Что ты несешь? Какие проблемы?
– Боюсь, что на наш бизнес повлияли ваши разногласия с племенем рашайда, – произнес Мики с прежним скорбным выражением. – По всей вероятности, рашайда убили покойного Нисо и двух его помощников только для того, чтобы навредить милостивому шейху и нашему совместному удачному бизнесу. Думаю, милостивый шейх не станет отрицать, что в отношениях между Аз-Зубейдат и Бани-Рашад есть в последние годы нешуточные… э-э… неприятности.
Бедуины недоуменно переглянулись. Молодой пожал плечами. Старший фыркнул и требовательно воззрился на Мики.
– Ты можешь доказать, что Нисо погиб от руки рашайда?
Мики удрученно вздохнул:
– У меня нет прямых улик. Но есть косвенные: перламутровый «Гранд Чероки», на котором ездил Нисо и его бойцы. Рашайда – жадные собаки. Не только убили, но еще и позарились на дорогую машину. Можешь сам проверить, кто распродавал тогда запчасти от разобранного джипа в специализированные автомастерские. Это не так трудно установить: по стране гоняли тогда всего две дюжины таких моделей, а уж перламутровый и вовсе был единственным.
– Этого мало, – глухо проговорил Абульабед.
Мики развел руками.
– Да простит меня милостивый шейх, но мы ведь оба хотим справедливости. Если нужно заплатить неустойку – заплатим неустойку. Пусть будет не два четыреста, а два с половиной.
– Два девятьсот пятьдесят! – запальчиво возразил бедуин.
Минут десять они яростно торговались, как на рынке при покупке коврика из верблюжьей шерсти. Наконец Мики поднял вверх обе руки, словно сдаваясь.
– Осмелюсь предложить милостивому шейху кое-что другое. Покойный Нисо говорил, что великое племя зубейдат помогает нам еще кое-чем. По его словам, воины шейха хорошо умеют выводить крыс.
Снова наступало молчание.
– Что ж, – сказал наконец Абульабед. – Наверно, Нисо знал, о чем говорит. А что – у тебя тоже завелись крысы?
– Пока нет. У меня другая просьба, – вздохнул Мики. – Покойный Нисо забрал с собой в могилу еще и связи в ментовке. Без этого нам никуда. Так что сейчас я лезу из кожи вон, чтобы завести себе друзей в полицейской форме. К несчастью, деньги не могут купить всё. Но кое-кто очень хочет новые погоны, а для этого надо дать ему что-нибудь важное. Дать сведения. Тогда сукин сын сможет провернуть удачную операцию и получить повышение.
Бедуины, одинаково прищурившись, смотрели на Мики. Его слова явно им не понравились.
– Пусть милостивый шейх не думает, что, говоря «сведения», я имею в виду что-то дурное для нас обоих и для нашего бизнеса, – продолжил Мики. – Нет-нет, дело совсем в другом. Допустим, я мог бы передать легавому, где закопаны те две крысы, от которых воины шейха избавили нас несколько лет тому назад. Это очень помогло бы и нам, и бизнесу. Мент вернул бы тела безутешным родственникам и получил бы за это свою награду, а мы с милостивым шейхом получили бы в ментовке Беер-Шевы своего человека. Если бы милостивый шейх согласился поделиться со мной точными координатами могилы, я был бы готов и на штраф в два семьсот пятьдесят…
Кровь застыла у меня в жилах: я наконец-то поняла суть замысловатой Микиной игры. Три года назад Зив рассказывал нам о двух своих друзьях из «Заслона», которых он пытался внедрить в близкий круг Ави Нисангеймера. Какое-то время казалось, что это удалось: парни ездили вместе с Нисо в Рамаллу, следили за арабскими торговцами, которые втихую продавали евреям земельные участки, и вроде бы завоевали полное доверие босса «Союза Свободы». А потом вдруг исчезли, как будто земля их поглотила.
