— Тэш-шшшшш, — зашипели возмущенно, — ну что такое, неужели сложно посидеть немного в комнате? Из-за тебя чуть узор не сбил!
Голос надменный и раздосадованный. Лица не видела — просто вцепилась в чужую руку. И никакая гордость не помешала.
— Да что та… — осекся. Рассмотрел мое полоумное от страха лицо? — Дэсса Кара, что случилось?!
— Там… — откашлялась, чтобы не пугать мага мышиным писком. Хватит с него стрессов, а то сбежит ещё, решит, что не нужно ему такое счастье, — стражи… в толпе… Ходят, спрашивают, — горло свело. Придется слишком много объяснять, если…
К счастью, спутник пошел по простому пути — сам придумал проблему и её решение.
— Уже хватились! — неприятно удивился. Хищное лицо застыло маской, брови изломались. — Тогда придется поторопиться. Стой здесь, в угол пройди. Двери я запечатал, глаза отвел, на ближайший час точно хватит.
Пришлось забиться в угол и почти не дышать. Как они смогли найти меня так быстро? Или не нашли — просто прочесывали один квартал за другим в бесплотной надежде? Появилось четкое осознание — отец Альдиссы не остановится, пока не найдет ту, что угрожала здоровью его новой лже-дочери. Чем-то важна была либо сама помолвка с Лонгрэмом — но эту мысль я отмела быстро. Важна, но тогда почему не с настоящей Алей? Почему от девочки избавились? А потом пришло понимание — важна была та, которая вселилась в тело Альдиссы. Почему именно в её, зачем?
Мысли теснились, набегали одна на другую, то и дело мелькали смутные образы из прошлого.
— Готово! — довольный маг сжал пальцы, меж которых промелькнула искра силы.
Вместо стола осталась горстка трухи, а весь пол был исчерчен мерцающими знаками.
— Порталы по ту сторону гор самые сложные. Ну, будем надеяться, не расщепимся, — оптимистично заметил этот чудесный нечеловек.
— Что делать? — волнение в критический момент резко ушло, оставив спокойствие и недоумение — с чего меня так развезло?
— Иди сюда. Только не наступай на линии. Да, вот так.
Не менее когтистая ладонь привлекла ближе.
Ильгрин ано Нэиссаш был горячим, как печка. Грелочка! Даже захотелось запустить руки под иллюзию рубашки, которая хоть и не развеялась, но уже изрядно просвечивала. И погреться. Мне было холодно и снова хотелось есть. В руках — старый повидавший виды чемодан, в котором лежат скудные пожитки. Несколько платьев, какие-то травы и парочка книг.
— Закрой глаза и молчи. Не отпускай меня и не вздумай дергаться, если хочешь остаться целой и здоровой!
Коротко кивнула. Вот уж что не трудно.
Слушать этого мужчину было легко, это не вызывало ни злости, ни отторжения, особенно, когда он не пытался заигрывать и строить из себя центр вселенной.
Под закрытыми веками начал зарождаться свет.
Создатель, Боженька, кто-нибудь, если вы слышите, если вы есть!.. Пусть эта жизнь будет хоть немножко более удачной! Хоть капельку бы счастья! И что-нибудь кроме работы!
Пространство завертелось, дыхание сперло, и единственным незыблемым ориентиром остался мужчина рядом, в которого я вцепилась обеими руками.
После таких порталов главное не сдохнуть второй раз.
Память подсказывала, что искусство их построения было доступно очень немногим — и все эти маги были одними из самых могущественных в своей ветви Мастерства.
Воздух вокруг задрожал, изменился, голову закружило ещё сильнее, заломило виски.
— Можешь открывать глаза.
Я пошатнулась, но негромкий уверенный голос над ухом заставил встряхнуться. По телу невольно пробежали отголоски дрожи. В голове царила каша. Очень хотелось выключиться — и перезагрузиться, как процессору, но никто бы мне такой возможности не дал. Напротив — приходилось соображать — и соображать очень быстро.
Открыла глаза резко — и чуть не вскрикнула от удивления.
Здесь царил вечер. В небе — высоко-высоко в сине-фиолетовом мареве — парили два светила. Рассыпались бисером по бархату первые звезды. Нет, незнакомые. Ни Большой Медведицы, ни Весов, ни шустрого Стрельца.
Кажется, в этот момент осознание того, что я не дома, что здесь все — чужое, и я сама — чужая, нахлынуло сильнее всего.
На миг замутило. На поверхности держала только чужая сильная рука.
— Малышка, ты успела напиться или органически не приспособлена для перемещения порталами? Впрочем, вы, даранийки, в основном проводите время в своих поместьях под боком у избранников. Как же, истинные пары. Дуры! — припечатал умник.
Нет, про дур — я была согласна. И пусть узнала пока не слишком много, но воспоминаний, которые уже въелись в плоть намертво, хватало для выводов. Даранийки однозначны были не слишком умны, но… девочек было откровенно жалко. Заложницы своей культуры, бессловесные и тихие тени при мужьях-избранниках. Истинная пара? В такую чушь я не верила. Достаточно было вспомнить семейную жизнь в доме Альдиссы. Никакой любовью там и не пахло. Но для них это — норма. К этому привыкли. На этой грандиозной лжи строится весь их общественный уклад. Интересно, кто там такой умный женоненавистник? У кого поднялась рука и заработал извращенный мозг, чтобы продумать такую систему?
Но… есть одно большое но. Больше всего на свете я не выносила панибратства и развязных мужчин, думающих, что им позволено все на свете.
Резко отстранилась. Почти отшатнулась, отпихивая от себя бывшего пленника. Конечно, такую глыбу не отстранишь, если сам не захочет подвинуться.
Запрокинула голову, вглядываясь в бесстыжие, отливающие синевой глаза.
— Во-первых, моё имя — Кара. Во-вторых, я не давала позволения разговаривать с собой таким тоном, особенно, после того, что я для вас сделала, ано Ильгрин. А, в-третьих, то, что вы судите обо всех в общем и целом не зная толком ничего, говорит лишь об узости вашего мышления, — тон взяла привычный — сухой, скучный, отчитывающий.
Мои тестеры от такого мгновенно бледнели и бросались исправлять все недочеты в работе. Впрочем, на собеседника тон не подействовал нисколько. Только губы искривились в снисходительной усмешке. Вроде “пой, девочка, пой, так уж и быть — послушаю”.
— Вот как?! — красивый, зараза. Но неприятный.
Наверное, именно из-за такого вот отношения мне и не удалось в свое время не то, что замуж выйти, а даже любовника нормального завести. Было мерзко, грустно и противно. Потому что не могла “для тела”, хотелось — “для души”. А всех хороших мужчин — по-настоящему стоящих, разбирали быстро. Моргнуть не успеешь. Мне вот была не судьба.
Этот знал, что красив. Шикарный, холеный, дорогой мужчина. Миры меняются, суть — нет. И отношение к женщинам, похоже, тоже.
— Боюсь, что именно так, — смотрела ему прямо в глаза. Удивлен? У меня взгляд с детства был тяжелый. Бабки у подъезда только плевались — сглаз наведет, дурная девка! — и меньше всего мне бы хотелось, чтобы между нами сейчас возникло фатальное недопонимание. Впрочем, я покривлю душой, если скажу, что мне небезразлично ваше мнение, — добавила уже совсем сухо.
