по теме вяло огрызается: «Не отвлекайся, Поттер, отвечай по существу!» А папа — это папа. Папу можно спросить о чём угодно, например:
— А почему ветла нет? Потому что делевля не шевелятся, да?
— Луна похудела, она на диету села?
— А что такое диета? Это такой стульчик, да? На него садятся, чтобы похудеть?
— Папа, а хвост может собакой вилять? Я видел боксёла, он попой вилял, потому что у него хвостика нет. У него вместо хвостика маленький кусочек.
Конечно, на все вопросы папа не мог ответить, уж больно сложные они были, но Гарри не заморачивался по этому поводу, ему было прикольно и интересно искать ответы самому. Но на некоторые вопросы Гарри действительно хотел услышать ответ:
— Почему ты уезжаешь каждый месяц?
— Надо, Гарри, просто надо, но я скоро приеду, не волнуйся, с тобой тётя Летти посидит.
— Почему у меня нету мамы? В школе говолят, что я силота.
— Неправда, ты не сирота, у тебя есть я, а мама просто ушла на небеса и смотрит оттуда на нас.
— Почему я Поттел, а ты Люпин? Ты же мой папа…
Этого жуткого вопроса Ремус боялся как пожара. Как, ну как признаться ребёнку, что они не родные друг другу? Это же такой удар по детской психике… Но Гарри — Великий Обломщик, и здесь среагировал нестандартно. Когда Лютер по просьбе Рема рассказал Гарри правду о Волан-де-Морте и о смерти Поттеров, то мальчик скептически глянул на старого оборотня и серьёзно так сообщил:
— Какие глупые взлослые. Почему вы не понимаете, что вы и есть мои лодные, мы же вместе живём, лазве нет?
Вот такая вот непрошибаемая детская логика. Что значит — неродной? Это папа неродной? Дедушка, тебе пола валоколдин пить!
Ну, может быть, Гарри и прав, как вы думаете? Он не помнит своих биологических родителей и всю свою сознательную жизнь прожил с папой и дедушкой, и вдруг они с какого-то перепугу странно сообщают-объясняют ему, почему он Поттер, а они нет. Да ну вас, странные глупые взрослые.
А однажды Гарри влюбился в лошадей, эта внезапная любовь нагрянула летом, аккурат перед шестым днём рождения. Мальчуган, деловито пыхтя, сгибал ивовый прутик, пытаясь соединить концы верёвочкой. Зачем ему это понадобилось, Гарри и сам бы не смог объяснить, ну вот надо ему и всё! Дело происходило в овраге позади дома, чуть далее была высокая насыпь, по верху которой проходила дорога, само место носило замечательное название — Старый вал. И там проходила Верхняя улица. И вот оттуда и раздалось ржание… Ивовый прутик был забыт, и Гарри сломя голову понесся туда, на Верхнюю, чтобы узнать, что за звуки и кто это так кричит? И увидел её, серую живую лошадь. Она стояла возле забора, запряженная в телегу. Позабыв обо всем на свете, Гарри медленно подошел к ней и, тихо обмирая от счастья, протянул руки к лошадиной морде. Серая кобыла внимательно посмотрела на крохотного мальчугана, помедлив, опустила голову и легонечко выдохнула ему в лицо своим теплым дыханием. Пальцы Гарри коснулись нежно-бархатистых ноздрей, лошадиное дыхание пахло травой и солнцем, и она, такая огромная и в то же время такая нежно-ласковая, стала настоящим чудом для Гарри. Так в его жизни появилась страстная любовь к лошадям, это была настоящая любовь с первого взгляда. Конечно, он и раньше видел лошадей на улицах города и пригорода, в конюшне у Джастина (у того был свой собственный пони), но такого тесного контакта и наедине у Гарри ещё не было.
Интересно, а папа разрешит ему купить пони?
Нет. Увы и ах. Ремус наотрез отказался покупать Гарри лошадь, никакую, и даже самую маленькую, даже фалабеллу, не проси! Ну почему-у-у? Потому что я… кхе, не богат, сынок, прости, но лошадь нам не по карману.
Показалось? Или папа чего-то недоговаривает?..
Но сильнее всего Гарри потрясло последнее событие, случилось оно на завтраке. Отец поставил перед Гарри тарелку с овсяной кашей, и тот тут же надулся, не хочет он сегодня овсянку, противная и склизкая, бе-е-е… Лучше бы она сгорела, мерзкая гадость!
И вдруг… каша загорелась! Так, как и пожелал Гарри, ни с того ни с сего вспыхнула и заполыхала сине-жёлтым пламенем прямо в тарелке, источая едкий вонючий дым. А потом раздался удивленный возглас Ремуса:
— О Боже! Гарри, ты всё-таки волшебник!
Глава седьмая. Взгляд со стороны
Почему? — спросите вы… Почему первый магический выброс произошел сейчас, много лет спустя?
Потому что Гарри пережил сильный стресс, это во-первых, а во-вторых, Руна Жизни, начертанная матерью, поглотила-пригасила детскую магию настолько, что ребёнок временно утратил свои магические способности. И тут мы имеем несколько нюансов. Прежде всего, окружение ребёнка, если бы Гарри оказался во враждебной среде, то его нестабильная магия могла бы сильно навредить и Гарри, и окружающим. Так что его тётка точно бы постаралась отравить ему существование, ругая, наказывая и запирая в чулане…
Но каким-то чудом (а мы знаем, каким) Гарри оказался в благоприятной среде, где царила добрая и дружелюбная атмосфера, и магия Гарри замерла внутри него, постепенно восстанавливаясь и не делая попыток вырваться на волю, чтобы так или иначе защитить своего хозяина, благодаря чему Гарри не стал ни сквибом, ни — упаси Боже! — обскуром.
А теперь немножко, м-м-ммм, шуточек. Вы позволите?
Взъерошенная и чем-то недовольная сипуха влетела в окно директорской башни, приземлилась на письменный стол, свирепо зыркнула на феникса и, сложив крылья, царственно глянула на адресата, красноречиво намекая на то, а не пора ли…
Альбус Дамблдор спешно отвязал письмо от лапки пернатого почтальона и положил ей в мешочек два кната. Сипуха улетела, а старый мудрец развернул конверт, ага, от Фигг, ну-ка, ну-ка…
«Дорогой Альбус.
Я уже устала постоянно просить Вас приехать и уладить всё это безобразие!
Сколько можно отговариваться тем, что все хорошо! Ничего хорошего не происходит, Альбус, это как продолжалось, так и продолжается.
А сегодня Петунья превзошла саму себя! Я, как обычно, направлялась в супермаркет за кошачьим кормом для своих любимых котиков и, проходя мимо дома номер четыре по Тисовой, услышала громкие вопли этой вредной несносной Пэт, а её голос издалека слышно, уж Вы поверьте! Так вот, эта особа как всегда орала на бедного мальчика, привожу её слова дословно: “Гадкий мальчишка, ты ещё тут? А ну марш в сад и, пока все свои дела не переделаешь, мне на глаза не попадайся! Ну что смотришь, урод, пошел вон!”
Дорогой Альбус, у меня сердце
