приближался. Собака, рыча, не выпускала из пасти черенок и мотала головой из стороны в сторону. Каждый тянул метлу на себя, каток был уже совсем близко, и все сильнее содрогался тротуар под ногами Петра Апостола Спелеолога и под застрявшими в асфальте лапами овчарки. Наконец, усилиями двух человеческих рук и мощным рывком пес был освобожден. Оттолкнувшись задними лапами, он подпрыгнул и, свободный, помчался через дорогу к терьеру, догладывавшему кость. С всклокоченной шерсти летели густые капли асфальта.
К прибытию Петера в крепость канат уже был натянут, ветер стих, и над головами зрителей облачками покачивался дымок марихуаны[6]. День клонился к закату, но прохлада все не приходила. Никем не замеченный, Петер пробирался сквозь толпу вслед за мэром Фуэрте, который потом, возле трейлера, улыбнувшись и стиснув кулаки, пожелал ему удачи. Петер ответил улыбкой, давая понять, что хочет остаться один. Он закрыл дверцу трейлера и сразу же, следуя своему обычаю, надел маску и плащ.
Он обулся, примерил цилиндр и услышал людской гомон, а потом отзвуки смеха. Сквозь щель меж задернутыми занавесками он разглядел на канате маленькую черную мышку. Рабочие сцены аплодировали ее выходу, зрители свистели. Человек с квадратной головой бил по канату шестом, который на выступлениях помогал Петеру удерживать равновесие, мышь ускоряла бег, а потом снова замирала. Словно ждала одобрения публики, без которого не хотела бежать до конца. Петер внимательно наблюдал за этим спектаклем. Мышь продолжала перебирать лапками под взрывы смеха и наконец добралась до противоположного края, заслужив аплодисменты зрителей, расположившихся вокруг открытой сцены.
«Маленькая великая мышка! Попробуй я рассмешить публику так, как она!»
Одетый как главный герой фильма Мельеса, Петер подошел к краю платформы. Настала тишина, которой может добиться лишь человек, готовый рисковать жизнью. Шум города будто вибрировал под голосом ведущего:
— С самого детства Петр Апостол Спелеолог бросает вызов силе тяготения. В двести тридцать четвертый раз за свою сценическую карьеру он пройдет по канату, и сегодня — от одного до другого края знаменитой крепости. Одно лишь неверное движение способно низвергнуть его в адские пределы смерти. Его искусство вызывает у нас адреналиновый шторм. Подобно большинству людей, он хотел бы попасть в рай, но мысль о смерти даже не приходит ему в голову! Он раскалывает внутреннюю тишину вселенной.
«Напыщенный осел!» — подумал Петер и стал ждать, пока волнение публики уляжется. Ни дуновения ветерка! Он поднял балансир на высоту груди и ступил на канат. Шаг, еще один. Как всегда, было важно сохранять видение «игры»: впереди — канат во всю длину, на нем — его ноги, а за стенами крепости мерцают огни города. Из всей этой картинки он отчетливо различал только свои туфли. Необходимо было видеть и незримое. И он видел. Однако никакой движущийся предмет, кроме его собственных ног, не должен был попадать в фокус его внимания. Внутри себя он удерживал панораму всего того, что находилось за пределами каната. Как всегда, он и теперь оживил в памяти эпизод из «Гражданина Кейна» и кадр с лицом Орсона Уэллса, а еще — окно в свое детство.
Шаг за шагом, картина перед ним отчетлива; он продвигается миллиметр за миллиметром, не останавливаясь. В таких случаях его мысли где-то далеко: должен ли человек полностью избавиться от демонов? Если он станет чист, как солнце, если отречется от реальности — никогда больше не заденет на ходу плечом живого человека. Чтобы не принять или не передать демона. Мы впускаем в себя злых духов, убежденные в том, что это прививка против человеческой слабости. Довольно лишь раз преступить черту — и все, демон внутри, ты уже не один. Он отлучается, потом является опять, ты исповедуешься, признаешь за собой грех, но не успеешь расцеловать врата храма, как жизнь снова втаптывает тебя в грязь.
«Может ли человек, который освободился от внутренних демонов, дойти до конца каната? Демона нужно держать за нос, за ухо, пинать его в зад, но жить без страстей невозможно. Гомер называл Бога демоном, я зову его Христом. Разве одиночество — не итог охоты на демонов? Можно ли навсегда избавиться от злых духов, или это возможно, только если превратить свою жизнь в непрерывную молитву? Можно ли посметь полностью освободиться от злых духов?»
«Если им суждено исчезнуть, канат под ногами необязателен».
Его сковал животный страх. «Почему люди вон там, внизу, стоят и смотрят, получится ли у меня дойти до конца каната, или я погибну прямо перед этими рожами? Сборище извращенных хамов, которым лишь бы похныкать хором, когда из разбитого черепа гладиатора хлынет кровь! Неужто им не достаточно драмы повседневности и не хватает напряжения? Они смотрят на меня, чтобы расслабиться. Демоны все до единого. Все слова, которые я написал, все фразы, все книги и наброски отодвигали конец жизни. То, что я делаю, — это лишь флирт со смертью или насмешка над последним возмездием, ожидающим в итоге каждого? Мысль застряла, как тот поезд на Кордову, что вечно тормозил на перегонах. Нельзя сравнивать акробатов с художниками: первые играют с жизнью, а вторые — сами с собой».
«Я принадлежу и к тем, и к другим».
Он не знал наверняка, было ли это проявлением жалости к себе или пустой бравадой.
И продолжал считать: 176, 177, 178. Когда он произнес «179», прямо перед его носом пролетел комар и стал виться у правого уха.
«Быть может, накануне вечером мои мысли блуждали над бурным морем?»
Как противостоять злому духу, принявшему белковую форму? Он решил уподобиться рыбе: открыл рот и тотчас захлопнул его. Лязг зубов отскочил от барабанных перепонок. Петер надеялся, что комар проглочен. Но нет, злой дух все звенел, и этот звук стрекотом вертолетного винта рассеивался вокруг его головы и своей нарочитой неровностью сбивал с ритма.
«Вот гад! — подумал Петер. — Хоть бы уж не вернулся». И тут комар укусил его в шею; Петер сосредоточил взгляд на канате и понял, что целостное видение картины утеряно.
«Не видишь, что мне не видно?» — говорил Петер комару, который впивался ему в плоть. Отсчитал двухсотый шаг. Ноги по-прежнему подчинялись ему, но на следующем шаге он промахнулся на целый сантиметр. Закрыв глаза, крепче сжал балансир и сглотнул, желудок свело, начались спазмы, они все усиливались, накатывая волнами, — казалось, он проглотил кусок мела, который до капли высосал жидкость из организма. Только бы не закашляться. Перед закрытыми глазами — лишь шаги, один, другой, третий…
И вдруг — чудо! Он избавился от демона; комар вдосталь напился
