class="p1">Пока мылся, спать вроде бы расхотелось. Потом ещё стирка. Белья было немного, но стирал Антон не очень… Не было, в общем, раньше случая научиться стирать руками. Поэтому возился долго. От стояния крючком над тазом снова заломило спину. Бендер, из своего угла наблюдавший за его эволюциями, крикнул в сторону парилки:
— Мужики! Мальца попарить бы надо, крючком ходит!
— Не-не-не-не! — Антон постарался выпрямиться. — Я, как-то не очень…
— Чего ещё не очень? Таким макаром ты завтра не встанешь, а нам всем по шея́м надают. Топай живо! Шапку только надень!
Дверь в парилку отворилась, выпуская клубы пара, из которого кто-то радостно орал:
— А ну, кому тут спину поправить⁈ — типичный экзекутор…
Антон почувствовал, что ему на голову надели войлочную будёновку и подтолкнули в спину, и обречённо перешагнул порог. Внутри было всё, как он представлял: почти как в аду, только влажно. Воздух настолько обжигал, что дышать было трудно.
— Дверь закройте, пар выходит! — крикнул кто-то с верхнего полка. Дверь захлопнулась, и стало совсем сумрачно.
— Ложись на полок! Щас мы тебя в четыре веника!
Его действительно пропарили в четыре веника, потом выгнали в моечную, окатили холодной водой, дали отдышаться и загнали в парилку снова. После трёх — или четырёх? — таких циклов ему велели одеться, вручили шайку со своим постиранных бельём (забыл ли чё ли? протухнет тута!) и отправили в спальный корпус. Антон шёл через двор, ощущая себя прозрачным и даже немного светящимся. Он поставил тазик у кровати, сел и не заметил, как уснул. Дежурный застал его спящим сидя, заставил лечь нормально и укрыться покрывалом, но всего этого Антон не запомнил.
Разбудили его только к ужину. Он подорвался, едва не наступил в таз, побежал на улицу, торопливо развесил бельё на верёвке и отнёс тазик в баню. Начал складывать в тумбочку рабочую форму и обескураженно обнаружил в кармане пирожок. Подумал, решил в столовую не брать — ну нафиг, ещё засмеют. Положил пирожок на тумбочку и бегом бросился догонять отряд, уже ушедший в столовую.
Он догнал их почти у самых дверей и только тут, после вопроса одного из мужиков (судя по всему одного из фанатов-парильщиков): «Ну чё, паря, как спина?» — с удивлением осознал, что спина совсем не болит!
— Слушайте, классно! Вообще не болит! Спасибо!
Парильщик удовлетворённо кивнул, принимая дифирамбы своему мастерству:
— По семерикам паримся всегда, не стесняйся — подходи. По-первости это особенно помогает. Да и вообще пользительно.
— Я обязательно приду, спасибо!
Мужик ещё раз чинно кивнул, и они зашли в столовую.
В этот раз, впервые за последние пять дней, Антон, наконец, осознал, что же ест. Он внезапно подумал, что ни в одном клубе или ресторане еда не казалась ему такой вкусной, как здесь — в этой простой столовой. Здесь всё было вкусно — реально, очень вкусно. Может, это какая-то магия?
Вернувшись в спальный корпус, они обнаружили новое лицо. Точнее, это лицо было новым только для новичков.
На перилах беседки сидела белобрысая девчонка. Волосы её были старательно завиты мелкими колечками (замечательный эффект, достигаемый тщательным накручиванием влажных волос на плотно смотанные бумажные трубочки), а губы кокетливо подкрашены красной помадой. Яркая голубая маечка выгодно обтягивала грудь (а бюстгальтера-то нет! — автоматически отметил Антон), синяя юбка-разлетайка едва прикрывала коленки, а дополняли комплект белые шлёпанцы с верхом из тонких кожаных ремешков. Девушка скучающе похлопывала по коленке тетрадкой с вложенным в неё карандашом и качала ногой. При каждом качании шлёпанец звонко шлёпал по пятке, вполне оправдывая своё название.
— Лизонька, моё почтение! — Бендер галантно поцеловал девице ручку; Антон заметил, что большинство каторжан здоровались с девушкой весело, некоторые даже фамильярно. Среди приветствий можно было разобрать: «Привет, Лизок!» — и даже вроде бы: «Конфетка». Некоторые подходили и целовали её в щёчку. Девушка хихикала и охотно обнималась.
Интересно.
Антон присел в соседней беседке, так, чтобы видеть происходящее. Никто же не сказал, что смотреть нельзя, значит — можно, правильно?
— Ну что, Остап Ибрагимович, кто тут у вас новенькие, рассказывайте! — Лиза живо раскрыла тетрадку и начала со слов старосты что-то в неё записывать. — М-м… девять человек, значит? Так-так… Без косяков есть кто? Хотя бы трое. А лучше четверо, а то у меня весь график разъедется!
— Троих точно могу назвать — вот эти, — Бендер что-то показал в тетрадке, — над четвёртым кандидатом подумаю. Утром скажу, хорошо?
— Ну и ладушки! Я на два часа ставлю.
— Всех четверых?
— Ага. В курс дела введёшь, — Бендер открыл было рот для возражения, но Лиза подняла тоненький пальчик: — Сам-сам! Терпеть не могу представляться! Тем более, мне ещё к инженерам надо, пару вопросов утрясти.
— Смотри там, чтоб ничего не выпало, пока трясти будешь.
Лиза звонко засмеялась, встряхнула кудряшками.
— Да ну тебя! Всё, я пошла! Завтра в четыре жду.
Ничего не понятно.
Бендер сидел в соседней беседке, лениво щурясь на мелькающих в кроне дерева белок. Оглянувшись и не увидев дежурного, он попросил стоявшего на крыльце парня:
— Червончик, новеньких кликни.
— Пять сек! — парень исчез в доме.
Не прошло и минуты, как из дома потянулись новички. Антон тоже подтянулся поближе. Бендер кивнул им на лавки в беседке:
— Располагайтесь, — подождал, пока все рассядутся. — Лизавету все видели, надеюсь? — новички покивали. — Знойная женщина. Отличница, спортсменка, комсомолка, и всё такое. Она руководит местным домом терпимости.
Повисла театральная пауза.
— Ну, что вы на меня смотрите, как солдат на вошь? Обалдели от счастья?
— Проститутка, что ли? — спросил «ковбой». — За это тоже сажают? Или работает тут?
— По какой статье она осуждена — спрашивать не советую. Не принято это с дамами. Захочет — сама скажет. Хамить им не рекомендую. Имеют право отказать в обслуживании.
— Так они за деньги или как? Бабла у нас всё одно нету, — высказался ещё один.
— Или. Раз в неделю получаете билет. При условии, что за прошедшую неделю не было косяков.
— И кто это решает? — уточнил ковбой.
— Я решаю. И билеты я выдаю. На этой неделе однозначно вылетают: бегун, драчуны и филонщики. Остаётся четверо, — Бендер назвал имена и клички. Антон оказался третьим. Что, блин, происходит? — К обеду помыться, побриться. Чтоб прилично выглядели, одним словом. Остальным рекомендую подумать над своим поведением.
Новость привела Антона в странное смятение. Нет, у него, конечно, были всякие женщины. И покупные, в том числе. В смысле — продажные, ну, эти… Но вот так, чтобы по графику, как дежурство? Нервозность требовала выхода в движении, и он ходил вокруг спального корпуса, время от времени подбирал раскрытые коричневые шишки и швырялся ими, стараясь попасть в окружающие дом со́сны. После третьего круга он внезапно проголодался, вспомнил о заначенном пирожке, вернулся в спальню и съел его с величайшим аппетитом. И снова начал нареза́ть круги вокруг дома.
Наблюдающие за его метаниями мужики, которые в одной из беседок играли в домино, наконец не выдержали:
— Слышь, Антоха! Хорош уже! Голова от твоей беготни кружится.… Иди лучше сюда. В домино умеешь?
Помня подкреплённый несколькими жуткими примерами страшный отцовский наказ не играть на деньги и тем паче на желания, Антон осторожно поинтересовался:
— А на что играете?
— Да на щелбаны!
Ну ладно, на щелбаны можно.
В домино Антон в последний раз играл в детском саду, там ещё на пластинках были нарисованы всякие зверушки. Но правила оказались нехитрые. Хотя лоб к вечеру немного чесался.
КУЛЬТУРНАЯ ВОСКРЕСНАЯ ПРОГРАММА
Новая Земля, баронство Белый Ворон, Мраморная каменоломня, 24.01 (мая).0055
Завтрак в воскресенье был неспешным для всех, кроме дежурных, стремящихся поскорее разделаться с выпавшими по очереди обязанностями. Была какая-то особенная приятность в расслабленном, неторопливом принятии пищи. Антон отметил для себя и это новое ощущение — кайф просто от возможности покушать с расстановкой.
Потом Бендер велел всем идти в библиотеку, потому как учение — свет.
Библиотека занимала три большие комнаты в длинном корпусе с надписью «Дом культуры». Многие, даже и старички, пыхтели, но Бендер был непреклонен. Как хочешь, а взять надо хоть журнал — но чтобы прочитал. И ещё и высказался о прочитанном! Ни хрена себе! К этому жизнь его не готовила — чтобы на каторге пересказами заниматься! Антон не был уверен в своей способности читать в течение недели, и поэтому решил взять что-нибудь
