Искаженным. — Кто мне это сделал?
Я задерживаю дыхание.
Хочу проснуться прямо сейчас.
Все кажется еще хуже оттого, что я лежу здесь неподвижная, никчемная, беспомощная.
«Я хочу проснуться, пожалуйста».
Саллен подходит ближе.
«Я еще не хочу умирать».
Один удар сердца, второй.
Он касается губами моего рта.
Царапает зубами мои губы, неловко, невозмутимо и как-то по-животному в кратком движении яркой боли.
Затем с невнятным, жутким шипением произносит:
— Ты.
Кария,
Я не знаю, почему ты мне пишешь.
Почему тебе нравится мучить нас обоих.
Мне нечего тебе сказать.
Я все время думаю только о тебе.
Я хочу всего лишь укусить тебя до крови.
Всего лишь поместить тебя в стекло, подвергнуть самой жуткой таксидермии.
Всего лишь…
Глава 8
САЛЛЕН
Штейн в отъезде. У нас есть охранники, но при моем приближении они отводят глаза, поскольку знают, что я иду просто прогуляться по улице. Раньше все было по-другому. Раньше они тоже причиняли мне боль. Держали меня, били; у некоторых даже хватало смелости пару раз врезать мне ногой по голове. В итоге я всегда терял сознание, а иногда меня рвало кровью. Мне так и не удавалось выбраться из дома, как бы я ни старался остаться незамеченным.
Тогда я не мог коллекционировать животных.
Однако сейчас мне восемнадцать, и я не могу выйти из своей комнаты, не упаковав себя в одежду с ног до головы, иначе все увидят мои швы.
Охранники, видимо, считают, что даже с меня хватит.
Как всегда, когда Штейн якобы уезжает по делам, я выскальзываю в ночь, бросив быстрый взгляд через плечо. Если он меня поймает, то скорее всего, не видать мне больше своих ног. Сомневаюсь, что охранники хранят мой секрет, но к тому времени, когда он возвращается, у него уже есть на примете новое наказание, и за все, что я сделал в его отсутствие, я плачу сполна.
На данный момент я вижу лишь смутно очерченные темные кирпичи и блестящие окна, выхваченные из мрака охранным освещением обширного переднего двора. На всех окнах темные занавески, перед домом круглый фонтан с парочкой каменных горгулий, взирающих на меня с молчаливым осуждением, но здесь им до меня не добраться. В большой серый бассейн с приятным журчанием бежит вода, и, не считая стрекотания сверчков, это единственный доносящийся до меня звук; слуховых ощущений вполне достаточно, чтобы убедить любого, что, хотя этот дом выглядит весьма готично, внутри него все красиво, спокойно и безмятежно.
На деле всё ровно наоборот. Но три гаражных отсека закрыты, вокруг тишина, а передо мной мощеная подъездная дорожка и несколько часов украденной октябрьской ночи до восхода солнца.
Мне не требуется много времени, чтобы добраться до Ричуэл Драйв. Подъездная дорожка к нашему дому — одна из самых коротких на улице; именно поэтому я вижу Карию из башни своей спальни.
И сейчас она где-то здесь, если только не скрылась в доме кого-нибудь из своих друзей; я заметил, как они шли вместе с Космо при свете полной луны.
С бешено колотящимся сердцем я направляюсь на восток, в том направлении, куда направилась Кария в своей короткой белой футболке и еще более короткой черной юбке.
На свежем воздухе я полон жизни и нетерпения, прохлада ранней осени холодит мне скулы, ласкает губы. Здесь так приятно, вдали от застенков моей комнаты и света лаборатории. И идея догнать Карию и приблизиться к ней… вызывает онемение от пробегающего по венам трепета.
Я моргаю в ночном сумраке; на Ричуэл Драйв мало уличных фонарей, учитывая, что все тут пытаются скрыть, кто мы и что из себя представляем. Но по ветру до меня доносится дивный смех Карии, и в тот же миг я замечаю ее в объятьях Космо. Он кружит девушку под ближайшим фонарным столбом круг за кругом, ее длинные белокурые локоны струятся светлым каскадом, подбородок приподнят, шея обнажена. Космо одет в джинсы и оранжевую футболку, и этот цвет так контрастирует с ее черно-белым нарядом, что это на мгновение меня завораживает. Я вижу так много ее кожи; длинные загорелые ноги, очертания живота, изгиб шеи.
Она смеется громче, дерзким, заливистым смехом, и я на какое-то время перестаю дышать, а Космо замедляет свои движения; никто из них еще меня не заметил.
Я стою, опустив голову, скрытую под капюшоном черной толстовки, руки в перчатках в карманах. Несмотря на прохладную погоду, я чувствую на шее липкий пот, из-за надетой под верхней одеждой водолазки, черных джинсов и плотных черных носков под высокими ботинками. Они помогают с рваными ранами у меня на ступнях.
От этой мысли мое сознание обжигает вспышка дикого гнева; она такая свободная и открытая всему, а я пленник своих ран, даже когда мне удается сбежать.
Я подкрадываюсь к ним быстрее, но тихими шагами, Космо тем временем медленно ставит ее на ноги и обнимает за плечи, чтобы поддержать. Кария ниже его ростом, и поэтому я намного выше нее. Я мог бы похитить ее с этой улицы и спрятать в своем сумраке, и даже Космо хрен бы ее нашел.
Но оказавшись так близко, что мне видны белые оборки ее носков и мурашки на задней поверхности бедер, я не хватаю Карию, как мне бы хотелось.
Я боюсь того, что мог бы с ней сделать; если она станет частью банки у меня в лаборатории, то что же тогда за веселье? Она не сможет со мной разговаривать, смеяться, рассказывать мне все о своей маленькой праздной жизни.
Но я также до смерти боюсь того, что она отшатнется от меня, если я совершу что-то менее безрассудное и попытаюсь завязать корявую дружбу. Я не знаю, как это делается; я никогда в жизни никого не называл «другом». И если бы она каким-то образом согласилась стать моей, что бы я делал потом?
