Даю слово, — последнюю фразу он выделил особенным тоном. — Может быть, если ты, конечно, удовлетворена моим ответом, уже сядешь в машину?
Он дал мне слово? Слышала, у оборотней это вроде клятвы. Что ж, меня это устраивает. Но… вопрос требует уточнения.
— И если не в сохранности, то он публично харакири сделает?
Жанка хмуро пихнула меня локтем в бок.
— Да. Непременно организую, чтобы это произошло в твоём присутствии. Для получения полной сатисфакции.
— Ловлю на слове.
— Всё? Можно ехать?
Я пожала плечами. Нисколько не жалею, что завела этот разговор. Пусть думает, что хочет, но теперь я уверена, что Жанну этот «каратист» не обидит. А на счёт такси… пускай везёт, переживу. Но если опять решит наговорить мне гадостей по дороге, за мной не заржавеет: выскажу все, что о нём думаю!
Мой багаж и меня с моего же молчаливого согласия погрузили в Янов Рейндж Ровер. Распрощавшись с Жанной, которая напоследок обворожительно улыбнулась оборотню, тут же сменив милость на гнев, показала мне кулак и упорхнула в направлении гостиницы. Ян, немного замешкавшись с телефоном, а затем и у багажника, укладывая туда мою сумку, сел на водительское место и, откинувшись на спинку сидения, расхохотался. Я закатила глаза.
— Жанна в курсе, что ты ведьма? — отсмеявшись, спросил он.
— Да.
— А на счёт волков — нет.
— Нет.
— Почему ты ей не сказала?
— Тебе-то что? В своё время узнает. Или не узнает. Посмотрим.
Сейчас я терзалась сомнениями: может, и правда, надо было сразу сказать? Заставляла тревожиться неопределённость Жанниной реакции — испугает её эта информация или наоборот подогреет романтический интерес? Воспитанный, милый. Блин.
— Зато теперь точно многое узнает о каратистах. Кстати, зря ты про «Бусидо» упомянула.
— Почему это? — напряглась я.
— Потому что это кодекс чести самураев.
— Ну и что? Что самурай не может быть каратистом? Или каратист — самураем? Да и вообще, какая разница?
— Вообще-то существенная. Это портит всю твою легенду о каратистах.
— Да? Будем считать, что я не разбираюсь в каратистах. Как и в самураях. Кстати, было бы неплохо, если бы ты предупредил своего друга…
— Уже. Отправил ему сообщение. Он клятвенно пообещал придерживаться «Бусидо» и денно и нощно помнить об острых ведьминых коготках.
— Вот и отлично. Пусть помнит, — я удовлетворенно расслабилась в кресле. — Особенно нощно, — зачем-то уточнила я и тут же мучительно залилась краской. Что я несу?!
— Я передам, — усмехнулся Ян.
Глава четвертая. Любовь, Олимпиада и подъездный небосклон
Я твёрдо решила больше ни в коем случае не краснеть.
Когда мы выехали на трассу, я стала устраиваться поудобнее на меховой длинношерстной накидке сидения, планируя всю дорогу проспать. И отдохну, и наверняка не покраснею. За это время мы с Яном не обменялись и парой слов, что, впрочем, меня вполне устраивало. Удивительно! Даже ни разу ещё не намекнул о моем гениальном коварстве. Хотя нашим легче. Мне вовсе не хотелось слушать бредни о моих космических по масштабу планах по истреблению оборотней, как вида, на планете Земля. Или ещё о каких-то других. Не знаю, в чём он там меня подозревает. Но заснуть мне не дал Ян, решивший, наконец, нарушить наше идеальное молчание.
— Пока ты не уснула, может, сообщишь мне свой адрес, а то я вряд ли найду твой дом по запаху или следам.
По запаху или следам?
— А можешь? — удивленно вскинула брови я.
— Я же сказал, что вряд ли. По запаху могу узнать человека и на очень приличном расстоянии. Или не человека. Ведьму, например. Но не за тридцать километров.
Нет, он совершенно точно меня обнюхивал! Спаниель недорезанный. Так вот для чего он это делал. Чтобы найти по запаху ведьму, например.
— Вот как? Ну и зачем мне эта информация? Мне нет дела ни до тебя, ни до твоих талантов. Или ты намекаешь, что меня из-под земли сможешь достать? Так я и не прячусь, — безразлично пожала плечами я.
Ну, точно, решил меня запугать — сейчас узнаю о месте твоего жительства на всякий случай. И прибью, если что.
— Ну вот, просто знай.
— Приняла к сведению, — я решила не высказывать своих догадок на этот счет. Ни за что не поведусь ни на какую провокацию. Я — само спокойствие и невозмутимость. Сейчас лучше проверим запущенность его психического отклонения. — Могу я спросить, откуда такое подозрительное отношение к ведьмам?
— Можешь, — милостиво кивнул он.
Я скрипнула зубами.
— Итак, откуда такое подозрительное отношение к ведьмам?
— Я хорошо знаю вашу породу: самовлюбленные поверхностные снобы, но что еще хуже — лживые, хитрые, не упускаете своей выгоды, а к цели идете по головам, не гнушаясь никакими методами, — он так выразительно и с чувством это произнес, что я даже подумала, а не репетировал ли он эту речь накануне перед зеркалом?
— Боже, да ты видишь меня насквозь! — в притворном ужасе воскликнула я и театрально прикрыла рот ладонью, широко раскрыв глаза.
Оборотень досадливо поморщился.
— И много ты ведьм знаешь, чтобы делать такие обобщённые выводы? — повернулась я к оборотню.
— Для выводов вполне хватило, уж поверь.
Как всё, оказывается, запущено! Срочно нужен глубокий психоанализ. Или нет, лучше — шоковая терапия.
— Странно, — ангельским голоском начала я, — я всегда считала, что такой махровый шовинизм владеет умами сопливых подростков или психопатов… Ты прямо разрушаешь мою теорию.
Ян стиснул зубы и по его щекам заходили желваки. Ха! Я, кажется, его зацепила! А теперь — контрольный выстрел:
— Или… — задумчиво протянула я, — подтверждаешь! — по спине табуном пробежали ледяные мурашки, когда он обжёг меня быстрым взглядом — его глаза на миг сверкнули янтарно-жёлтым. Радостно мелькнула мысль, что сейчас он точно меня пристукнет, и стало как-то не по себе. Но останавливаться было поздно: Остапа, как говорится, уже вовсю несло. — Вот, теперь я в тупике!
Но он почему-то молчал, упрямо глядя исключительно на дорогу, а я прямо-таки почувствовала себя советским солдатом, водрузившим знамя Победы над Рейхстагом в 1945 году, и с трудом сдерживала торжествующую улыбку. Интересно, к какой категории он причислил себя: «сопливых подростков» или «психопатов»? После затянувшейся паузы Ян на редкость омерзительно спокойным тоном изрёк:
— Да, я смотрю, риторика — твоя сильная сторона, но при этом ты была и остаешься ведьмой.
Да он просто невыносим! Как попугай заладил «ведьма», «ведьма»!
— Ты можешь думать всё, что хочешь, но это, по меньшей мере, странно, потому что ты ничего обо мне знаешь! — всё-таки вышла из себя я. — И я не собираюсь перед тобой оправдываться в том, чего не делала и
