насмерть разя рвущихся к девичьему телу озверевших от крови белопогонников. Десятка два порешила, не меньше. Но кончились патроны, повязали казачки птицу вольную, навалившись гурьбой, и отвезли на ее же тачанке в штаб корниловский на допрос с пристрастием.
Признали в красавице знаменитую Марусю-атаманшу, любимицу идейных анархистов, верную соратницу Нестора Махно. Как прибыла террористка Мария Никифорова из Парижа, гуляла с пятьюстами лихими ребятами по тылам красных и белых юга России, потроша буржуев и помогая бедноте. Будучи, как и все настоящие анархисты, благородным романтиком, с радостью готова была отдать жизнь молодую за социальную справедливость без насилия над личностью, напрочь отрицая государство, чиновников, сословия.
(Да, были в то лихое время бескорыстные герои, бойцы за хоть и призрачную, но правду. А сейчас кради и делись – никто тебе слова плохого не скажет, не одернет по-серьезному. O tempora! O mores! О времена, о нравы.)
Дале. Хлопцы у Маруси были хорошие, но дурные. Угодила, значит, Мария в лапы врагов революции, осечка в ее планах вышла. Вволю поизмывались над пленницей за порубленных без счета товарищей казачки-станичники да и закрыли в сарае, дабы казнить поутру.
И опять не ладно. Сильно глянулась молодому Михиному сердцу гордая Маруся, и не понравились беляки, определившие его на кухне дрова колоть. Не стал он ночью умирающую дивчину охранять, положил ее избитую на тачанку, и увез в степь раздольную – ищи-свищи ветра в полюшке. С ними еще красноармеец Петруха увязался, он в том же сарае расстрела ожидал. Да и пусть бежит, чай, живая душа, не басурман какой.
Долго выхаживал Миха зазнобу на отдаленном хуторе, внимая геройским историям трудной жизни анархической, проникаясь идеями свободными. Любили они там друг друга до умопомрачения, забыв на время про бойню гражданскую. Поправилась, расцвела Марусенька, аки цветочек аленький, подлечила на арбузах отбитые почки девичьи, ведь любовь – великая сила. Только пришло время вертаться в революционную армию вольных селян, воплощать благородные идеи Анархии – Матери Порядка, бороться за украденное узурпаторами счастье людское.
С восторгом встретили воскресшую Марусю в штабе Нестора Махно. Закатил батька трехдневную гулянку на радостях, где подфартило Михе, и выиграл он в карты саблю роскошную, полмешка керенок, карбованцев, немецких марок и австро-венгерских крон.
Доблестно воевали Миха с Марусей под черным знаменем за землю и волю, за самоуправление, за понятия светлые, анархо-коммунистические. Славно рубали без разницы и красных, и белых, и интервентов, защищая мечту революционную, чистую. Грабили банки, эшелоны, города, поместья. Реквизировали у богатых и одаривали бедных. Умел сердобольный Миха назидательно утешить маузером обираемых именем революции господ:
– Мы тебя сейчас экспроприируем, а ты и не воруй.
В жестоком бою отбили у белых два эшелона с продовольствием и отправили в голодающий Петроград. В Ростове выпотрошили все банковские сейфы. Из денег и ценных бумаг развели на площади огромный поминальный костер по старому миру, в котором нет места эксплуататорам, а будет только труженик новой формации. Особым шиком считалось у щеголяющих в золоте, бархате, мехах, обвешанных гранатами и пулеметными лентами махновцев патрулировать улицы, наводя революционный порядок. Романтики – что с них взять.
Один раз и у Маруси не выдержало девичье сердце, примерила она пару шмоток в магазине женского белья. За что и получила взыскание от Нестора Ивановича: не время расслабляться, пока народ страдает. Отладила Никифорова работу школ и больниц – как без этого.
Воевали с ними плечом к плечу и иностранные товарищи – анархо-синдикалисты. Один из них, талантливый испанский художник, в периоды затишья изобразил Марусю на крылатом вздыбленном коне с черным флагом, гранатой и саблей наголо. Очень удачная картина получилась, два на два. Если смотреть на нее снизу вверх, то Маруся лукаво подмигивала левым глазом – игра светотени, по-видимому, если не верить в мистику. Картине этой потом в одной тайной религиозной секте поклонялись вплоть до 1979 года, затем она в Эрмитаже хранилась в запасниках, но в 90-е была украдена и продана во Францию, где теперь и выставляется в Лувре. Жанр – революционный экспрессиосюрреализм, очень редкий, кстати. Обязательно посмотрите, не пожалеете.
А Миха попал в переплет однажды.
Отправился он с небольшим отрядом на железнодорожную станцию бронепоезд анархиста Гарина встречать. А тут внезапно австро-германцы прорвались через фронт и прут с орудиями – мама не горюй! Нельзя их было близко к станции подпускать: отберут прибывающий бронепоезд. Заманил их Миха посередь степи (а трава стояла сухая, высокая) и поджег с трех сторон, а с четвертой тачанками пулеметными встретил. Веселыми фейерверками взрывались в огне подводы с гранатами и снарядами артиллерийскими. Долго будут помнить захватчики землю русскую, гостеприимную.
Хоть и принимали пачками в свои фартовые ряды красноармейцев, григорьевцев, левых эсеров, вольных казаков – петлюровцев, но и Красная армия пополнялась такими легендарными личностями из бывших анархистов как командарм Василий Чапаев, его комиссар Дмитрий Фурманов, матрос Железняк, маршал Григорий Котовский. Так что сильней и коварней оказалась власть большевистская, предавая партизан анархических. Все трудней приходилось махновцам-марусинцам – прижимали их бойцы краснознаменные.
Доказала Маруся на съезде анархистов необходимость ликвидации одним взрывом всей большевистской верхушки, собрала надежных соратников по партии и двинула на Москву вершить теракт, думая, праведный. Ну и Миха, конечно, при ней. По пути разграбили банки Тулы, Брянска, Иваново-Вознесенска. Но не удался теракт в Леонтьевском переулке – чемодан взрывчатки не в то окно закинули. Многих повязали тогда чекисты. Могли бы больше, но предъявил Миха в нужный момент справку от Владимира Ильича (да-да, ту самую), чем и спас Марусю с парой других анархистов-висельников.
Разошлись их с Михеем пути-дороженьки, и отправилась неугомонная Маруся с поляком Витольдом в Крым – взрывать ставку Врангеля, затем планировала на Дон – рассчитаться с Деникиным. Но поймали ее контрразведчики белогвардейские да и повесили публично на площади симферопольской. «Да здравствует анархия», – вот последние слова любимицы всенародной.
Так и окончилась эпопея лихой анархо-коммунистки Марии Никифоровой, бескорыстно кующей жизнь новую, справедливую. И если вам скажет кто из предвзятых историков, что была она ни баба, ни мужик, а ведьма, манипулирующая людьми, не верьте, а послушайте лучше Михея. Уж он-то близко знал эту русскую женщину с тяжелой, но такой интересной судьбой.
А Миха уже навоевался досыта, поумнел и стал при НЭПе преуспевающим фабрикантом парусиновых штиблет. Справку от Ленина у него музей просил, но он не отдал, а повесил в кабинете на видном месте как охранную грамоту. Только справочку эту потом кто-то спер, и загремел Миха в Соловки на двенадцать лет. А сажал его тот самый Петруха,
