газон стригут, все должно быть идеально ровно, чтобы ни одна травинка не возвысилась…
— Ну что делать, это жизнь. Это ограниченность и зазнайство, очень присущие оперным артистам. У него есть голос, какие-нибудь две красивые верхние ноты — и вот он уже думает о себе: царь природы! Это же глупость ужасная, и в оперном театре такое часто встречается…
— Но вы же, Галочка, похоже, только выиграли от того, что вас выжили! — Омаров приблизился к даме и любезно еще раз поцеловал руку.
— Вот именно: выжили! Вы знаете, Александр, когда я уехала из страны в 1974 году, это был крайне неожиданный отъезд, нас просто вытолкнули. Это была настоящая творческая трагедия! Совершенный переворот всей творческой жизни! Я никогда не готовилась стать эмигранткой! Никогда в жизни сама не уехала бы отсюда! Так и не смогла перестроиться на другой лад, встать на другие рельсы. Вот Саид Фарисович, напротив, он в Лондоне как рыба. Впрочем, наверное, этот веселый человек везде приживается!
— Дорогуша, не надо так распаляться! — пытался сгладить яркий монолог Мстислав Леопольдович, жадно поедая салат.
Александр украдкой то и дело выводил Омарова на свой щекотливый разговор, но тщетно: бизнесмен всецело был поглощен Вишневской.
— Вы знаете, может быть, это плохое качество характера — максимализм. Если я прихожу в жизни к чему-то высокому, не могу опуститься вниз. Так и сольные концерты ни с кем после Ростроповича не могла петь. Кроме того, всегда была на его концертах, это моя жизнь. Заниматься с ним — никогда не занималась, так же как все сольные концерты никогда с ним не готовила, даже не репетировала! Просто выходила на сцену, и он мне играл…
— Как же это возможно без репетиций, Галочка? — Кавказец игриво постучал по столу, словно по клавишам фортепиано.
— Готовила репертуар с пианистом, потому что репетировать со мной у мужа никогда и времени-то не было: у него студентов в консерватории двадцать человек да свои концерты.
— Простите, — деликатно попробовал вступить в диалог Александр, — в СССР как будто исчезла подлинная внутренняя свобода и высочайшая культура. И многие талантливейшие люди целыми пластами уходили, не проявив себя до конца, не сделав всего для своего народа.
— Вот это самая большая трагедия! Вот причина того, чему мы свидетели сегодня, что мы видим на улицах, и эти лица-то — отсюда! Физически был изничтожен самый сильный пласт общества: ведь пьянь-то не уничтожали, а истребляли лучшего работника, умнейшего, честнейшего… Они ушли из жизни, часто не отдав свое семя, женщины так и не выносили их детей! А пьянь породила пьянь. И должно пройти очень много времени, пока народ опять обретет свою силу — и моральную, и физическую. Это трагедия страны, трагедия народа.
Поговорить с Омаровым о делах в итоге Александру удалось только после сытного ужина при расставании у вызванного к ресторану такси. Конечно же, разговор получился коротким, ибо далеко за полночь не лучшее время решать глобальные вопросы. Один и другой спешили по своим норам, и Александр только обозначил позицию:
— Саид Фарисович, если через неделю не исполнишь договор, плачу четыреста миллионов рублей за поставленное в Беларусь топливо и выхожу из сделки.
— Дорогой Александр, зачем так говоришь, не доверять мне у тебя нет никаких оснований.
Олигарх прислонился к банкиру, улыбнувшись безмятежно, после чего на прозвучавшую угрозу выйти из темы последовали самые искренние обещания в ближайшее время доставить нефтепродукты и закрыть сделку.
— Дорогой, не волнуйся ты так, все сделаем в лучшем виде, — уверил Омаров на прощанье и укатил в аэропорт.
После праздника
9 мая, 1993 год, город N, Минск
По возвращении домой тревожные предчувствия не покидали Александра все следующее утро. На протяжении долгой телевизионной трансляции торжественного парада по случаю Дня Победы, в перерывах которой с упрямой периодичностью появлялась реклама всевозможного алкоголя с неоспоримым слоганом «Водка “Зверь” — похмелья не будет», он украдкой, пока Татьяна мылась в душе или хлопотала на кухне, набирал номер телефона Сашеньки и слышал только длинные гудки. Накануне они с возлюбленной договорились о встрече, такой томительной и желанной, а телефон молчал. Сашенька, всегда обязательная и пунктуальная, прежде не позволяла себе исчезать в неизвестном направлении. Что могло случиться? В ответ в рекламном блоке только подмигивал «Распутин» и ухмылялся «Петроff». Александр, как деревянный, выпил чаю, потом ушел к себе, сел за письменный стол, взял что-то почитать, но не понял ни слова и вернулся к телевизору. В зале было пусто и светло от яркого солнца, пробивающегося сквозь шторы, во всем доме — одиноко и как-то страшно пустынно. В конце концов Александр устал теряться в догадках, схватил с вешалки плащ и выскочил.
— Мне надо встретиться кое с кем… — буркнул он в дверях на немой вопрос жены.
— Кушать-то подано! — съязвила в ответ Татьяна, памятуя о вчерашней семейной склоке, возникшей чуть ли не с порога, и сердито исчезла в коридоре.
— Спасибо, сыт по горло… — огрызнулся Александр.
Он, в свою очередь, прекрасно помнил, какими высокопарными словами изъяснялась благоверная жена на его тонкие замечания при толстых обстоятельствах в виде очередной тонны испорченных продуктов да гламурных подружек в дорогих тряпках, осушивших чуть ли не месячный запас бара за пару дней отсутствия хозяина, и направился в Минск на крыльях, серьезно превышая допустимую скорость. Впрочем, бояться было нечего, ибо сотрудники Госавтоинспекции в этот праздничный день в накрахмаленных белоснежных рубашках предпочитали осуществлять доходный дозор в самом центре города, куда обычно стекалось большинство автомобильного транспорта.
Так что, быстро долетев до пятиэтажной хрущевки на окраине столицы, Александр нетерпеливо, словно застоявшийся боевой кабанчик, взбежал на четвертый этаж, предвкушая долгожданную встречу и представляя коротко стриженный ежик густых волос и красивое молодое упругое тело возлюбленной, однако на протяжный громкий звонок дверь не открылась. Ревнивые кошки коварными когтями уже царапали на душе, воображение тут же нарисовало крепкого рьяного соперника, но потом ноздри раздулись в непонимании и тревоге: что-то случилось? Куда могла пропасть Сашенька в выходной день? Постояв на лестничной площадке минут десять, переминаясь с ноги на ногу, Александр, отбросив привычную осторожность, позвонил в соседнюю дверь. Впрочем, и оторванная от очередной серии «Санта-Барбары» глуховатая бабуля в цветастом халате и дурацком чепце не добавила ровным счетом никакой ясности — дескать, ничего не видела и не знает, потому что на скамейке с соседскими наседками судачить не в правилах ее жизни. Сбежав вниз, Лисовский в надежде застать у подъезда местных пенсионных вершителей судеб и агентов последних новостей обнаружил лишь пустую надломанную скамейку, обескураженно присел на нее, оглянулся вокруг, заметив у металлических гаражей лишь парочку выпивох, отметивших великий праздник с самого раннего утра…
