* * *
О том, что увела у конкурентов крупный заказ на оформление презентации новой гостиницы, тетка молчала до самого последнего момента. Чтобы не накликать на фирму беду, она даже коммерческое предложение выслала от себя лично, как частного предпринимателя.
Доходы на кону стояли такие, что нам и за квартал не снились. Флористы из двух магазинов неделю готовили детали, а потом еще два дня жили на работе, чтобы только успеть. Им в подмогу, все так же тайно от меня, тетка наняла еще трех шустрых девочек.
Но, когда настал день икс, как раз перед домашним праздником, тетка умудрилась поскользнуться на мокрой плитке и подвернуть ногу.
Уверенная, что сегодня меня ждут только розы на торте, я вначале ничего не поняла о заказе. После нескольких дней дома с термометром и ибуфеном, обалдела от свалившейся ответственности. Но спустя час после звонка из больницы уже командовала, куда что грузить. Спорила с бойкой администраторшей новой гостиницы о белизне белых роз. И чуть не убила нашего штатного грузчика, когда узнала, что он забыл в магазине самое ценное – причудливый букет из ирисов и белых орхидей для кабинета управляющего.
Дожидаться, когда до грузчика дойдет весь масштаб трагедии, можно было вечность. Потому я не стала тянуть время – прыгнула в первое попавшееся такси, сама забрала букет и лично, сочиняя на ходу текст извинения, понесла в кабинет управляющего.
Остановиться позволила себе только перед тяжелой дверью с золотистой табличкой. Сердце барабанило в груди как ненормальное, от вполне симпатичного хвоста осталось одно воспоминание, а помаду я съела еще во время загрузки цветов в грузовик.
Чтобы поправить весь этот ужас, понадобилась пара минут. От тахикардии новый хвостик, конечно, не спас. Но я хотя бы не ощущала себя загнанным курьером, развезшим за утро дюжину пицц.
Уверенности хватило, чтобы постучать в дверь. Просунув цветы впереди себя, войти в кабинет и даже поздороваться.
На большее не нашлось ни сил, ни гордости, ни воздуха в легких.
Управляющий, как и обещала администраторша, оказался у себя. Но он был не один. Недалеко от стола, отвернувшись к окну, стоял второй мужчина. Высокий, плечистый, в дорогом костюме, идеально подчеркивающем сильное тело и длинные ноги.
Он так и притягивал к себе взгляд. Одним своим присутствием заставлял забывать подготовленные слова. Будил во мне тревогу.
Словно увидела не живого человека, а призрака, я так и не извинилась перед управляющим. Едва слышно проблеяла что-то вроде: «Цветы вам!» – и двинулась к выходу.
Это было как наваждение. Морок. Мозг отказывался включаться и анализировать. Тело тоже не слушалось. Будто кто-то сейчас фаршировал иголками сделанную с меня куклу вуду, я совсем ничего не контролировала.
Вместо того чтобы остановиться и успокоиться, не разбирая ступеней, бросилась по лестнице вниз. Не оборачиваясь ни на чьи голоса, маленьким торнадо пронеслась по холлу. И все так же, ничего не замечая, побежала к такси на противоположной стороне улицы.
Впереди все сливалось будто в дымке. Ноги отказывались слушаться. Только когда от сигнала приближающейся машины заложило уши, а свет фар ударил по глазам, я поняла, что произошло.
Крик ужаса застрял в горле. Сердце, казалось, остановилось.
Метры между нами сокращались с сумасшедшей скоростью. Но в самый последний момент чья-то сильная рука схватила меня за плечо, дернула в сторону. И вместо железного капота я ударилась носом в твердую мужскую грудь.
* * *
Говорят, сумасшедшим постоянно что-то чудится. То голоса, то чудеса, то знакомые лица. Еще минуту назад я была уверена, что сошла с ума. Вычеркнула себя из числа здоровых и бежала от своего призрака прочь.
А сейчас вдруг этот бег остановился. Призрака не существовало.
Не нужно было поднимать голову, чтобы рассмотреть лицо своего спасителя. Не нужно было спрашивать имя.
Хотела бы я списать догадку на дежавю, но даже спустя долгий год не забыла ощущений от прикосновения к Марату.
Наверное, слепые «видят» именно так – по запахам, по формам, каким-то необъяснимым зрячим людям чутьем. Достаточно легкого касания, и процесс узнавания запущен. А дальше... или беги прочь, или оставайся. Как в двоичной системе счисления: ноль и один. Никаких альтернатив.
Трусливое сердце сразу же потребовало бежать. Разум закричал: «Спасайся!» Но когда у меня с Маратом срабатывали собственные приказы?
Все, на что хватило сил, оттолкнуть его. Крепко, словно броней, обхватить себя руками. А дальше он уже сам не отпустил.
– Все так же не бережешься, маленькая?
Одна его рука сжала мое плечо, а вторая за подбородок подняла голову. Настойчиво, будто имел право.
– Не твое дело! – Я резко отвернулась.
К встрече с Робертом я была готова, а к этой нет. Внутри, как в первый день разлуки, все рвалось в клочья. Выгорало до пепла, хотя казалось, что давно нечему было гореть.
– Упрямая, как и раньше. – Он провел кончиком пальца по моей правой скуле. Словно шрам оставил. Коснулся носа. И резко отпустил. – А еще красивая.
Последняя фраза была как удар ножом в сердце. Всю мою нерешительность смыло за миг. За этой очищающей волной поднялась другая. Из обиды, горечи, злости, всего того, что накопилось за десятки бессонных ночей и месяцев вдали от него.
Уже не боясь ничего, я подняла голову. Остановила взгляд на когда-то самом любимом лице... и вместо того чтобы выплеснуть скопившуюся горечь на этого мерзавца, позволила колючим, ледяным струям скатиться по собственному телу.
Нельзя почувствовать боль другого. Ее можно только представить.
Нельзя ощутить перемены в другом. Их можно лишь увидеть.
В морщинках между бровей, ставших за год глубокими, как у старика. В седине на висках, которой раньше не было, а сейчас она густым серебром горела среди черных вихров. В опущенных уголках губ.
Это было как удар под дых. В отличие от Ильи я не чувствовала жалости. В отличие от Роберта не мучила себя грустью. Но во всем том котле из чувств, что закипал сейчас на душе, не могла найти и ярость.
У Марата словно был антидот от любых моих негативных эмоций. Я ненавидела его всем своим существом. Кляла себя за прежнюю доверчивость. А ни дать пощечину, ни выплеснуть словами обиду, ни сбежать – не могла.
Просто стояла на одном месте. Смотрела на него. И сгорала заживо. Как в первый день.
– Скоро мы встретимся, мышка, – так и не дождавшись от меня ни слова, Марат заговорил сам. – Ты обязательно расскажешь, как презираешь меня. Я разрешу тебе расцарапать мне лицо и выкричаться до хрипоты. Если захочешь, сможешь даже ударить. Сколько угодно раз. – Он на секунду лбом прижался к моему лбу. Совсем как раньше. – Только береги себя сейчас. Еще немного. Ради вас двоих.
