в дом.
Меня подняли и как хрустальную вазу понесли в дом. Безумно хотелось прижаться к Алексею. "А ну цыть! Ты на двести лет старше, и он не Костя". Но сколько бы я себе это не повторяла, толку чуть - сердце стучало свое - его руки, его волосы, его глаза, его голос...Алексей аккуратно уложил меня на кровать и вышел, а вместо него прибежала Марфуша, помогла мне переодеться, умыться и уложила в постель, постоянно тараторя при этом:"да как-же, да что-же".
Платон Яковлевич, удивительно похожий на актера Леонида Броневого, осмотрел мою ногу, позаглядывал в глаза, попросил показать язык.
-У меня голова очень болит, и какие-то странности начались, - жаловалась я, - вот я вроде вас знаю, а не помню.
-С ногой все понятно, то ли сильный ушиб, то ли перелом. Кости не торчат, уже хорошо. Мы ее в лубки положим, а голова..., - доктор задумался, а меня просто разбирало, язык чесался и я не удержалась.
-Голова предмет темный и исследованию не подлежит.
-Абсолютно так, абсолютно. Вот в турецкую при контузии полный покой приписывали. А тут тоже почитай контузия. Полный покой! - хлопнул он себя по ноге и приступил к упаковыванию моей ноги в дощечки и заматыванию многочисленными бинтами.
Потом, получив приглашение от Натальи Николаевны, которая пришла ко мне как только узнала о происшествии, откушать чаю, вышел из комнаты.
Какой покой? Только закрылась дверь за доктором в комнату зашла Степанида с подносом на котором были пирожки, компот и еще что-то опознанное мной как пастила. Поохала, повздыхала, погладила по голове. Следом наведался сам барин, потом Алексей. А потом прискакала Анастасия Петровна.
-Ах, Акулина, ну как же ты так? Я так надеялась, что ты поедешь со мной в Вильне. Туда прибывает государь, а значит и весь императорский двор. Папенька на пару дней в именье приехал, только дела проверить, а потом он ко двору отбывает. Алексей тоже в полк отправляется. А маменька не оставляет надежды составить мне блестящую партию. Она не хочет упустить возможность сойтись с лучшими петербургскими фамилиями в обстановке, далекой от столичной чопорности, поэтому мы тоже едем в Вильне. Я так надеялась на тебя.
-Милая моя Анастасия, от меня тебе будет мало толку теперь. Помимо ноги у меня повредилась голова. Я половину всего позабыла и соображаю плохо, - грустно вздохнула я. Черт бы побрал эту идею Карла, ноги ломать никак не входило в мои планы.
-А как ты думаешь, война с французами будет? - не успела я ответить как барышня продолжила. - Одно упоминание об успехов «маленького капрала» приводит папеньку в гнев, у него случается разлитие желчи и нога дергается от старой, полученной в турецкой кампании, колотой раны в правой ляжке. А мне он симпатичен. Император Буанопарте..., - девушка мечтательно прикрыла глаза, - вознесшись ниоткуда, он усмирил революцию и покорил полмира, а покорив, бросил его к ногам вдовы Богарне. Помилуй, милая Акулина, да есть ли на свете что-нибудь романтичнее? Меня опечалил развод двух любящих сердец, но трагедия императора в том и состоит: прежде вынужден он думать о процветании подвластной ему империи, и лишь засим – о личном.
Я отрыла рот, чтобы возразить наивной Анастасии и раскрыть ей глаза на Наполеона, но она не дала мне вставить ни слова, продолжая романтично вздыхать и говорить. Я, кажется, поняла, почему женихи не стояли в очередь к княжеской дочери.
- Ты же знаешь, сам государь Александр Павлович дважды отказал Буонапарту в супружеском – и морганатическом! – счастии. Сначала в руке великой княжны Екатерины, а два года спустя и великой княжны Анны, спешно обрученной с принцем Оранским, – лишь бы не досталась корсиканцу. Ох, как я жалею об этом, сей отказ полностью разрушил мою надежду увидеть блестящего Буонапарте средь ликующей толпы где-нибудь неподалеку от Успенского собора...
М-да. О пышной императорской свадьбе мечтала княжна, не о войне. О войне она и не думала.
Глава 8
А Анастасия Петровна уходить не собиралась. Она щебетала без умолку.
-Ах, Акулина, я прочитала манифест Олимпии де Гуж, его Алексей тайно провез из Европы на дне сундука, - она показала тонкую книжечку, и принялась цитировать, - "О, женщины! Когда же вы прозреете? – говорила княжна, девятнадцати лет от роду, а я, умудренная жизнью женщина, не пойми скольких лет, прятала улыбку, видя ее озадаченное лицо. – Что получили вы от Революции? Или вы боитесь, что наши французские законодатели снова спросят: „Женщины, а что же у вас общего с нами?“ – „Все“, – ответите им вы". - Анастасия сдержав вздох, вернулась к книге.- "Довольно прятаться за спиной у мужчины! Что есть брак, как не могила доверия и любви?" . Могила?! Доверия и любви?! Как же это, Акулина, замуж идти нельзя получается?
-Можно, Анастасия, замуж выходить можно и нужно, а вот труды первой феминистки и революционерки, которую её же революция отправила на гильотину читать не стоит. Кстати, когда она увидела весь ужас творимый революционерами она сказала примерно так: "кровь, даже виновных, проливаемая с жестокостью и изобилием, навечно пятнает Революцию", а перед казнью..., - я прикусила свой длинный язык.
Черт бы побрал мою память, лучше бы побольше про 1812 год читала, чем про Французскую революцию. Я же по легенде не помню ничего, да и вообще откуда Акулине известно про мадам де Гуж, если её книги привозят тайком. Княжна удивленно на меня смотрела, я же картинно приложила руку к голове и закрыла глаза.
-Ой, прости милая моя Акулина, я утомила тебя, тебе нужен покой, - сказала девушка, поднимаясь, - я проведаю тебя вечером. Отдыхай.
Боль в ноге утихла. Никакого перелома у меня не было, а то я не знаю, какая боль при переломе, до сих пор колено покоя не дает... Во дела! Внезапная мысль пришла мне в голову - у меня и здесь с коленом неприятность приключилась, это что же получается, все мои ошибки и беды в том или ином виде будут повторяться и здесь? В голове щелкнул очередной переключатель:"А ведь барышня по-французски читала и я все поняла, это следствие удара, или знания Акулины частично передались мне?" . Незаметно я уснула, спала без снов и проснулась уже в сумерках.
Из приоткрытого окна в комнату проникал медово-свежий запах жасмина и приторный – роз. Я приподнялась и, посмотрев на закат, увидела среди розового и золотого блистающую нездешним
