Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
До изощренно-унизительной конкретики, когда внутри все кричит: «Да пошел ты!» — дело нынче не дошло: на столе зазвонил телефон. К нему, как по команде свыше, добавились из-под бумаг призывные сигналы мобильника.
— Идите, идите отсюда! — затряс растопыренными лапищами, будто отбивая шквал волейбольных подач, задыхающийся от гнева Руслан и в изнеможении откинулся в кресле. — Сил моих больше нет, как вы все мне надоели… Да, слушаю… Алло!
В общем, отделалась легким испугом. Выбросила неприятности из башки и, вспомнив о своем симпатичном попутчике и предстоящем в воскресенье свидании, с глупой блуждающей улыбкой на устах подалась обратно в корректорскую…
От этой дурацкой улыбки она никак не могла избавиться и сейчас, лежа под уютной невесомой перинкой и обдумывая, во что бы такое ей нарядиться завтра.
Глава вторая
Крашенная суриком дверь в квартиру на четвертом этаже была приоткрыта. По сумрачной даже в солнечное утро прихожей гулял сквозняк из кухонного окна, выходившего во двор — такой же пустынный сегодня, как и весь воскресный раскаленный летний город.
— Эй, Нонн, ты дома?.. Нонка, ты где?!
Грохнул водопад в туалете, и оттуда появилась Заболоцкая, на ходу застегивая брюки.
— Приветик.
— Честное слово, с тобой инфаркт можно заработать! Почему у тебя дверь нараспашку?
— Не хватало еще, чтобы ты на лестнице толклась, пока я там заседаю. А вдруг заседание бы сильно затянулось?! — захохотала Нонка, заправляя безразмерную майку в едва сходившиеся на пузе штаны. — Не дергайся, ворам у меня брать абсолютно не фига, а для сексуальных маньяков я уже не представляю интереса.
Да уж… Каждый раз после долгого перерыва Люся в смятении отводила глаза, боясь выдать свое впечатление от кошмарного внешнего вида совершенно наплевавшей на себя Заболоцкой — еще больше потолстевшей, мятой, нечесаной, пего-седой.
— Ох, и шикарная ты женщина, Люська! — Отступив на шаг, лишенная такого мерзкого качества, как примитивная бабская зависть, Нонка смерила ее восторженным взглядом и присвистнула: — Фью-ю-ю! Откуда такой зашибенный прикид? Опять Лялька привезла из-за бугра? Повезло тебе с дочерью!
Из личной ненависти к организации под названием телевидение, откуда ее так несправедливо выперли, Заболоцкая никогда не смотрела ящик, и это делало общение с ней гораздо более легким и приятным, чем могло бы быть. Иначе она не отказала бы себе в удовольствии пройтись насчет говенных мыльных опер и Лялькиного в них участия.
— Да, крупно. Особенно по части обуви, — отозвалась Люся, переобуваясь из босоножек в видавшие виды хозяйские шлепанцы. — Ляля помешана на хорошей обуви. Наденет раз-другой и тащит мне. Уже шкаф не закрывается. — Спохватившись, не чересчур ли расхвасталась, она поспешила протянуть Нонке пакет с только что вышедшим из типографии чтивом и полезла в кошелек. — Вот, возьми. Две тысячи от Ляли за работу и две — от меня. Хотела купить что-нибудь вкусное, но в «Седьмой континент» на Смоленке не сообразила зайти, а у вас тут не осталось ни одного нормального магазина.
Между ними давно не было никаких церемоний: когда-то Люся подкармливалась в добром доме Заболоцких, теперь настала ее очередь хоть чем-то помочь одинокой подруге.
— Большое мерси, — привычно кивнула Нонка, еле упихала деньги в карман тесных брюк и направилась прямиком к двери. — Пойду колбаски куплю. Документы на кухне на столе. Посмотри пока, я быстро!
Стремительно обновляющаяся жизнь обошла стороной это жилище. Три маленькие комнаты, несоразмерно большие прихожая, коридор и ванная, крошечная кухня с когда-то салатовым, а теперь грязно-желтым польским гарнитуром за последние двадцать лет совсем обветшали. Впрочем, Люся не помнила, чтобы здесь и раньше когда-нибудь делался основательный ремонт. В шестидесятые Нонкины родители — технари с кандидатской степенью, энергичные, современные молодые люди — вышвырнули на помойку дореволюционную рухлядь красного дерева, обставили квартиру предков модной низкой мебелью, развесили репродукции с картин Пикассо, заменили статуэтки на керамику и на этом навсегда закрыли для себя тему обустройства быта. Ибо, считали они, на свете существуют занятия гораздо более увлекательные, чем побелка потолков, многочасовое стояние в очередях за импортными обоями или еженощная перекличка возле мебельного. Их мысли занимала любимая научная работа, а часы досуга посвящались вечерам поэзии в Политехническом, Театру на Таганке, «Новому миру», «Науке и жизни», «Юности», книжным новинкам, музыке. Погруженные в эту интеллигентскую круговерть, оптимисты и по сути, и по духу времени, они не задумывались о черном дне, и в результате Нонке достались лишь ДСП с острыми углами, библиотека из советских изданий и синие чемоданчики с пластинками Баха, Моцарта, Вертинского и Клавдии Шульженко. Чудом сохранившиеся в доме прабабушкины колечки и старинную брошку с сапфиром она быстренько проела и теперь балансировала на грани прожиточного минимума и полной нищеты.
Правда, сами того не подозревая, Заболоцкие-старшие оставили дочери очень даже приличное наследство в виде квартиры, причем не где-нибудь, а в районе Арбата, за который нувориши из глубинки нынче готовы выложить любые бабки. Казалось бы, чего Нонке мучиться, считать копейки? Загнала бы свои арбатские руины, купила хорошую однокомнатную с большой кухней в зеленом районе, у метро, а на «сдачу» жила бы себе припеваючи. Однако то, что для других элементарно, для сложносочиненной Заболоцкой — вселенская катастрофа. «Не хочу! Не могу! Не буду!» — как безумная завопила она, когда Люся в ответ на ее очередное, с кулаком по столу возмущение ростом тарифов на ЖКХ выдвинула вариант с продажей квартиры. Больше этот вопрос Люся не поднимала, тем более что и сама, наверное, обрыдалась бы, помогая Нонке складывать вещи перед отъездом. Потому что, несмотря на пыль, грязь и неустройство, любила эту квартиру не меньше хозяйки: за детство, за память, за пластинки и книжки. Тщательно обернутые в плотную чертежную бумагу книги из библиотеки Заболоцких были главной радостью ее пионерского детства…
Прибежав из школы домой, в тесную, вросшую в землю избушку, где обитали три сугубо пролетарские семьи, она подхватывала под мягкий пушистый живот соседского кота Ваську, забиралась вместе с ним на высокую железную кровать, подкладывала под локоть подушку в ситцевой наволочке и читала, читала, читала. За окошком, сплошь покрытым розовым от заката инеем, начинало темнеть. Не слезая с кровати, Люся щелкала выключателем, забирала из тарелки последний пряник и возвращалась в асьенду Каса-дель-Корво на званый обед к Пойндекстерам, или в выжженные солнцем прерии к храбрым индейцам, или в сырое подземелье на острове Иф.
Мамин приход с работы всегда был неожиданным. Тяжелая дверь, обитая серой мешковиной, распахивалась, и рыжий мурлыка Васька, обезумев от страха, начинал метаться по шестиметровой комнатушке. Получив пинок мокрым валенком, он улетал в коридор, а Нюша, стаскивая платок и телогрейку, бранилась:
— Люсинк, скоко раз тебе говорить? Нельзя животную на постелю пущать! От их одни микробы. В колидоре пущай спит, сюды его не води.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
