которую было практически невозможно доказать. Специально, чтобы поставить их в тупик, но Талли справилась. Как бы я хотел увидеть, кем она могла бы стать. Твоя сестра была совершенно особенной девочкой.
Талли бы его поправила: «Женщиной». Ей было двадцать два года, и она была настолько же «девочкой», насколько двадцатидвухлетний мужчина является «мальчиком».
– Спасибо, – выдавила я.
Потом подошли мистер и миссис Хоган, родители тройняшек, с которыми мы с Джуно сидели летом – последние три недели июня, весь июль и первую неделю августа. Может быть, Хоганы беспокоились, что моя грусть омрачит летние каникулы Томаса, Тео и Мелани? Все-таки детям было всего восемь лет. Но если они об этом и думали, то вида не показали. Мистер Хоган сжал мне плечо, а миссис Хоган потрепала по щеке.
– Скоро увидимся, – сказала она, и они ушли.
Подошла очередь моих самых близких друзей, которые шли по двое. Сначала Сорайя и Рэйчел, потом Броуди и Зак, наши лучшие друзья среди мальчиков. И затем Джуно. Наконец-то Джуно. Она шла одна, без пары, потому что ее парой была я. Джуно потянулась ко мне. Нет, неправильно, не потянулась. Она меня схватила. Я схватила ее в ответ, и мы обнялись крепко-крепко.
– Купер не пришел, – прошептала Джуно мне в волосы. – Какой он все-таки придурок.
– Плевать мне на Купера, – пробормотала я.
– Мне тоже, – сказала она. – Плевать на всех, кроме тебя. – Она еще сильнее меня сжала.
За Джуно стоял Дин. Дин с губами Дина. Единственный человек из списка Талли, которого я могла узнать, – ну, кроме себя и папы. Я высвободилась из объятий Джуно и повернулась к нему.
– Привет, – сказал Дин и потянул меня к себе.
Когда мы разошлись, я внимательно рассмотрела его рот. Верхняя губа больше нижней, а вместе они складываются в выразительный бантик. Я еле сдержалась, чтобы не дотянуться до его губ, которые Талли трогала тысячу раз и даже внесла в свой список.
– Малышка, береги себя, хорошо? – сказал мне Дин.
– Подожди, – попросила я. – У меня к тебе вопрос. Вы с Талли… вы когда-нибудь ездили вместе в Калифорнию?
Дин покачал головой.
– Максимум, куда мы ездили, – это в Чикаго, потому что Талли захотелось пиццу-пирог. Туда, правда, ехать аж семь часов. Так что по дороге мы объелись чипсами и ирисками. В итоге съели по кусочку и всю ночь ехали обратно.
– А она когда-нибудь об этом говорила? – спросила я.
– О чем? О пицце?
– Нет, – ответила я. – О Калифорнии.
– А, точно. Хм-м.
Он замолчал на несколько секунд, видимо задумавшись. Но в конце концов покачал головой.
– Честно говоря, не припоминаю ни одного разговора о Калифорнии, – сказал он.
– А об улице Кресан?
Он покачал головой.
– А про закусочную на королевской дороге? Солнечная команда? А закат большого джентльмена?
– Нет.
– А фото НХЛ?
– Ты про хоккей?
– Возможно…
– Я болею за «Детройт Ред Уингз», – сказал он.
– Вы вообще с ней общались или хотя бы переписывались?
– Пару месяцев назад поболтали, наверное, минут пять… Она сказала, что ей некогда. А до этого мы не виделись год. – Он покачал головой. – Поверить не могу. Она была самым особенным человеком, какого я когда-либо встречал. Никогда бы не подумал… Может быть, особенным легче скрывать собственные проблемы.
Я вздохнула и кивнула: может быть.
– Я ее правда любил.
– И я.
– Боже, мне так жаль, малышка. Ну, увидимся, ладно?
Увидимся ли? Увижу ли я когда-либо Дина – и его губы – теперь, когда Талли уже нет?
– Увидимся, – ответила я.
6
В СЛЕДУЮЩИЙ ПОНЕДЕЛЬНИК, через одиннадцать дней ПСТ – после смерти Талли – и семь дней после похорон и погребения, папа решил, что ему пора вернуться на работу, а мне в школу.
Утром он зашел ко мне в комнату и велел пошевеливаться, как обычно, будто события прошедших полутора недель были просто страшным сном, а теперь мы проснулись, и все стало нормально. Когда все было нормально, папа волновался, что я не выйду вовремя, Джуно приедет, начнет сигналить и беспокоить соседей. То, что она никогда так не делала, его совсем не успокаивало. Он ей не доверял. Каждую неделю она красила волосы в новый цвет, уши были усыпаны пирсингом, в носу красовался гвоздик. Ее бабушка умерла, оставив ей кучу денег. Папа считал Джуно избалованной девицей, которая ничего не знала о жизни, иначе у нее бы не было столько проколов на лице. «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты», – любил говорить папа, и я полностью согласна, и именно поэтому мне так нравилось дружить с Джуно.
– Готова? – спросил он.
– Подожди, – ответила я.
Я стояла у комода. Верхний ящик выдвинут, одна рука внутри, пальцы скользят по списку Талли. Я не смотрела на листок, но словно ощущала слова кончиками пальцев, как будто Талли написала шрифтом Брайля:
Урсус арктос калифорникус
Улица Кресан
Улисс
Люси и Этель
Бриолин у Г.
Полночь в Бель-Эйр
Фото НХЛ
Яйца «санни» из закусочной на королевской дороге
Солнечная команда
Закат большого джентльмена
Губы Дина
Папа и Слоун
Еще пирога
Я знала его наизусть, но мне был важен сам листок, потому что он принадлежал Талли. Я думала оставить его дома для сохранности, но что, если дома начнется пожар… Да нет, какой пожар? Пожалуй, слишком много нам трагедий. Хотя я знала, что трагедий не бывает слишком много: у меня умерла мама, а теперь сестра. А у папы умерли не только они, но еще и родители – в пожаре, между прочим. Но все же я решила, что скорее листок просто выпадет у меня из кармана, пока я буду в школе, чем сгорит дома. Я разрешила пальцам еще один разочек потрогать список Талли и задвинула ящик комода.
– Слоун? – позвал папа.
– Да. Прости. Ты когда будешь дома?
– Ну, как обычно, – ответил он, – в шесть тридцать. Семь. Может, чуть позже. Много работы накопилось.
– Если будет не очень поздно, можем съездить в Уайзету?
– У тебя есть знакомые в Уайзете?
– Нет, но там есть улица Кресан, так что, может, Талли кого-то там знала.
Судя по картам «Гугл», самая близкая к нам улица Кресан находится в Уайзете. Конечно, это вовсе не означает, что именно она попала в список Талли, но кому будет плохо, если просто проверить? Точнее, плохо будет, если не проверить.
– Я что-то не понимаю, – сказал папа.
– Она была у нее в
