и ржавыми кишками труб. Дрейк заметил, как Леони подхватила что-то с серой, заляпанной грязью плиты — то ли одну из обугленных книжек, то ли куклу. Но промолчал.
В рапторе-механизме хватало места только на одного, но Дрейк сумел разместить и странного «пассажира», благо тощий подросток места почти не занимал, скрючился снова в позе зародыша, тяжело дышал и пару раз глухо простонал во сне. Дрейк задерживал механизм, вливал ему ещё смеси в рот, наблюдая за подёргивающимся светлым кадыком — даже на шее мелькала пара веснушек, не говоря уж о носе и щеках. Внешность у парня была необычная.
Пока ехали, пришла мысль: показать его медикам. Всех «необычных» проверяли в первую очередь, разве он сам, в конце концов, не был альбиносом?
Дрейк не стал делиться идеей с Леони. Та снова обогнала его на своей Кислотной Бабке, но теперь смутные догадки оформились во вполне подходящий план. Который мог даже сработать, если мальчишка доживёт до части, до медиков, если его редкое дыхание не остановится, а тёплая кожа не станет холодной. Дрейк вколол своей «находке» два стимулятора, и на всякий случай — регенерант, хотя внешних повреждений не заметил. Парень всё никак не просыпался, но вроде и умирать передумал.
Всё будет хорошо, говорил Дрейк. Он не ловил себя на том, что обещает это найденному в мёртвом городе бедолаге. Микрофон с дополненной реальностью монитора фиксировал речь, а Дрейк морщился: да что такого? Помочь человеку — разве это не святая обязанность раптора?
Спустя примерно сутки они миновали большой разрыв — однообразную равнину, поросшую неизбежной ряской. Аладова трава вспыхивала ярко-желтоватым всё чаще, указывая на постоянное размещение рапторов. Дикари, некстати вспомнил Дрейк, считают траву плохим знамением. Ерунда, конечно.
Когда они въехали в лагерь, Дрейк спешился вслед за Леони и решительно направился в корпус медиков со своей лохматой рыжеволосой добычей на плече.
Глава 4
— Доктор Таннер?
Голос заставил слегка передёрнуть плечами, но не отвлечься от зрелища: в автоклаве шевелилась масса, похожая то ли на морскую губку, то ли на начавшую распадаться опухоль. Раствор изначально был прозрачным, но преломление зелёного света и красно-коричневой основы сделало всё вместе тёмно-болотным. Свет прорывался и словно бы отрезал куски неравномерно разрастающегося мяса.
— Доктор…
Эшворт Таннер спрятал руки в карманы сине-белой униформы. Ему доводилось переживать не лучшие времена, и до сих пор, почти двадцать лет спустя, осталась напряжённая настороженность: кто здесь? Враги. Опасно. Его «плохие времена» продлились не так уж долго, всего пару лет, да и «плохими» они могли считаться лишь по меркам идеального «благословенного города», но даже полевые выезды с рапторами и охота на «живые» сигнатуры не оставили столько шрамов, как отвержение едва закончившего Академию учёного. Он, вероятно, первым в Интакте и Объединённых Полисах Ме-Лем предложил изучать аладов не как чудовищ, не только уничтожать их, но и попытаться понять, использовать, сделать с ними что-то. Тупицы из Академии оказались сродни разбегающимся от огня тараканам. Если бы не случай…
«Нет, не случай».
Таннер стал, если угодно, избранным, но он заслужил это. Возможно, он не самый первый, кто заинтересовался аладами, но у него получилось продвинуться дальше других.
Мальчишка Сорен Рац считал иначе, но он мог поцеловать костлявый зад Эшворта Таннера.
Эта лаборатория на Лазуритовом уровне — выше только Башня Анзе, — его собственность, его вотчина, он добился такой власти с нуля, заслужил, никто не может ему здесь угрожать. И обращался к нему сейчас всего лишь Вереш, Патрик Вереш, его аспирант и помощник. Вереш был лет на пять младше Таннера, но оставался лишь чуть более, чем просто исполнителем, одним из тех, кого можно заменить дронами и ботами. Зато Вереш не боялся фрактальных сигнатур, хотя и упорно называл их аладами. Но, может, у него кто-то из родственников в рапторах — а те, в свою очередь, нахватались от дикарей. Работал Вереш послушно, порой даже подавал неплохие идеи — например, посоветовал добавить в раствор больше питательных веществ на основе чистой глюкозы. Это сработало не совсем так, как предполагалось: стабильность культур клеток не улучшилась, но и дохнуть они стали как будто медленнее.
Может, предложит что-то ещё.
— Я вас слушаю, Патрик.
Таннер посмотрел на помощника чуть искоса и одновременно свысока. Рассеянный свет ламп, отражавшийся от глянцевых бело-синих стен лаборатории, не украсил бы ничью внешность, но Вереш и без этого часто выглядел больным и несчастным, а может быть, уставшим. Он был среднего роста и комплекции, но постоянно сутулился, лицо было смуглое, но какое-то выцветшее, и невыразительные карие глаза. Иногда в докторе Таннере даже просыпалась совесть: может, думал он, это моя вина, что Вереш так скверно выглядит? Но подобные мысли быстро гасли.
— Ваш агент из рапторов сообщила, что они так и не нашли нужного вам человека. Она пыталась связаться с вами, но ваш личный комм не отвечал.
Таннер вздохнул.
«Агент» однажды сопровождала его на охоте… вернее, именно она помогла добыть первую сигнатуру для дальнейших исследований. И так и не узнала, что если бы ничего не получилось, если бы заготовленная доктором Таннером культура не стабилизировала алада, то они оба превратились бы в груду ошмётков. Впрочем, сработало же. И Таннер до сих пор поддерживал с ней связь. Не потому, что «агент» интересовалась наукой — просто он умел общаться с простыми людьми, вроде тех же рапторов; не то, что этот малолетний идиот Рац, который только и знает, что свои эксперименты проводить. Из-за него, между прочим, и из-за его безумных опытов вот эти облавы сейчас и понадобились.
Но благодаря этому идиоту Таннер может сейчас получить преимущество.
А ещё ему, Таннеру, доводилось своими глазами видеть Пологие Земли — он был одним из немногих учёных, кто рисковал выбираться за пределы безопасных куполов. И поэтому прекрасно понимал: очень непросто найти там того, кто достаточно умён, чтобы прятаться. Это тебе не вечно голодные энергосгустки-алады, которые сами лезут ко всему живому.
— Спасибо, Патрик. Я с ней свяжусь. У вас есть что-то по образцам?
— Нет, сэр, — Вереш покачал головой, его взгляд привычно скользнул куда-то влево и вбок, была у него малоприятная привычка избегать прямого зрительного контакта. — Все результаты примерно одинаковы. Образцы выживают по несколько недель, как правило, до восьми — как раз когда активно должна формироваться ЦНС. Если удалять нервную систему, как вы пробовали сначала, то можно дожать до двадцати и дальше, но…
— Я помню результаты, Патрик. Не нужно повторять.
Таннер сделал рукой отстраняющий жест, как будто в
