широкими «шагами» направился к эскалатору, перемещаясь абсолютно бесшумно. Подобный трюк он проделывал не первый раз, методика была отточенной. Прокравшись наверх, он огляделся. У бокового окна мелькнули силуэты теней, перебирающиеся по пешеходному мостику в противоположную от выхода сторону. Степан вернулся в нормальное положение. В левой руке он сжал рукоятку револьвера, взведя курок. На правой отрастил крепкие изогнутые когти, увеличив пальцы до размера сарделек и прикрыв запястье, а также внешнюю сторону ладони толстыми чешуями.
Сжав кулак, Пятерня проломил стекло и, нацелив пистолет на силуэты противников, заорал через микрофон шлема: «Лечь на пол! Руки за голову!».
Вышло внушительно, но противник не внял. Развернувшись к Пятерне, они, щурясь уставились на него, пытаясь что-то разглядеть и включив фонарик. Последнее было верхом идиотии потому, что будь Пятерня обычным человек или носи он ПНВ, от слепящей вспышки его палец мог бы дёрнуться, и у кого-то из незадачливых грабителей возникла бы дырка в голове. Но им повезло – Пятерня не был человеком; знал каждого из них в лицо и по репутации.
Грабителей было двое. Парень и девушка. Оба таланты. Высокую и полноватую девушку в маске рестлера-лучадора, с волосами, забранными в хвост, звали Пои. Точнее, это была её кличка, настоящего имени Пятерня не знал. Она была талантом-иностранцем, приехавшей в Питер за долей славы, деньгами и прочим бредом. Её костюм состоял из полицейского бронежилета с разгрузкой, цветастой блузки, армейских штанов с расписанными щитками и армейских ботинок. Всё это дополнялось подобием гавайской соломенной юбки до колена и двумя ожерельями на шее. Вот только каждое ожерелье представляло собой перевязь из гранат разных типов, которые она носила с вопиющей небрежностью к себе и окружающим. Сегодня её костюм дополнялся двумя сумками, одна из которых, наполовину незакрытая, была заполнена чем-то блестящим и с бирками.
Её напарник среднего роста тоже полный, с фигурой больше похожей на грушу, и такой же головой; в качестве маски носил комбинацию строительного респиратора и горнолыжных очков. В сообществе талантов Санкт-Петербурга его погонялом была кличка Дюгонь, как бы он не сопротивлялся и не пытался называть себя другими звучными именами. В качестве костюма на нём был незастёгнутый тяжеленный плащ, составленный из десятка сшитых вместе плащей от ОЗК. Обычный человек в таком не смог бы и пошевелиться, но Дюгонь относился к талантам, которым досталась повышенная физическая сила, и подобное не доставляло ему проблем. Из-под плаща выпирало пузо, прикрытое самодельным металлическим щитом. На шее болталась толстая металлическая цепь. С пояса свисал подсумок с каким-то планшетом; за левым плечом сразу две сумки, полные компьютерной техники и драгоценностей. На правой руке он держал щит-трансформер, дорогой и высокотехнологичный, способный раскладываться в барьер, предназначенный прикрывать пространство перед его тушей и с определёнными оговорками выдержать попадание танкового снаряда.
Это была достаточно странная компания, подумалось Пятерне. Пои была неудачницей, но относительно спокойной. Её иногда нанимали – у неё была репутация вполне достойного нейтрального наёмника. Играло свою роль то, что она не любила лезть в пекло, как из-за природы своих способностей, так и по характеру. Тем не менее её амбиции постоянно бросали её в достаточно опасные авантюры. За последние полгода она успела поработать на одну из самых опасных криминальных группировок Санкт-Петербурга, затем на их противников, затем на каких-то заезжих варягов, затем ввязаться в какую-то миссию для нейтральной группировки из Приморского района и расплеваться с ними же из-за цены. Но добиться настоящей славы, победить кого-то значимого или сделать что-то, что прославило бы и сделало её звездой сети, у неё не вышло. Для Пятерни оставалось вопросом, что держит её в городе. Полгода в Петербурге, где талантов натурально было как грязи, до десяти тысяч на пятимиллионный город, где криминальные ОПГ насчитывали под своими знаменами до трёхсот злодеев – эти полгода были равны годам опыта в более спокойных городах.
Словом, Пои была очень странным кандидатом на роль грабителя ювелирок и бытовой техники. А напарник был её полной противоположностью. Чисто питерский талант, четыре или пять месяцев прозябавший на улицах, Дюгонь был мелким шакалящим преступником, не нужным никому из крупных игроков. У него были не самые худшие физические характеристики; Мордоворот, талант из Рубежа Обороны, бывший злодей, работавший с Дюгонем, со слов которого Пятерня и узнал о последнем, как-то обмолвился, что Дюгонь примерно равен ему по силам. Сам Мордоворот мог с оговорками, не без повреждений сначала выдержать удар КАМАЗа, а потом перевернуть и разломать этот КАМАЗ на части за пару минут. Но по словам того же Мордоворота, Дюгонь был ленив, инфантилен, безынициативен, склонен к плаксивости и панике. Цензурное определение умственным способностям бывшего коллеги Мордоворот, к слову, который и сам не гений, давал не иначе как тугодум. Дюгоня так или иначе выпинывали со своих территорий любые группы, что его замечали, но они же слегка подкармливали его мелкими заказами на уровне «напакостить комитету или противникам». Нейтралы иногда нанимали его телохранителем, но крайне редко – из-за мерзкой привычки Дюгоня прессовать новичков, заниматься рэкетом талантов одиночек и чрезмерной жадности. Иногда Дюгонь подрабатывал в боях талантов, но крайне редко мог показать там что-то интересное, не говоря уже про откровенный недостаток опыта.
Ещё Дюгонь периодически пытался сколотить свою банду, запрессовывая или соблазняя новичков, или пришлых талантов, но по множеству причин эти предприятия заканчивались феерическими провалами. Казалось бы, такого таланта уже давно можно было бы отловить и сдать Комитету, за никому ненужностью, но было у Дюгоня и несколько положительных качеств.
Во-первых, абсолютное бесстрашие и готовность идти на столкновение с Комитетом. Такое поведение, контрастное с его обычным, можно было бы объяснить тем, что он испытывает наслаждение, нападая на нормизов, но Дюгонь был готов столкнуться и с государственными командами талантов, если речь шла о возможности подгадить Комитету или, например, помочь кому-то из талантов. Объясняли это по-разному, но факт оставался фактом. Дюгонь мог сколько угодно вымогать деньги с талантов новичков, но, если Комитет при нём кого-то отлавливал, почти всегда Дюгонь вмешивался на стороне талантов.
Во-вторых, каким бы тугоумным мудаком по жизни не был бы Дюгонь, он придерживался положений Пакта. Пактом назывались неформальные, хотя и прописанные на бумаге договорённости между талантами, основой которых были правила поведения между собой и по отношению к обществу. Кто-то считал Пакт клоунадой, кто-то отвергал его, но были команды и таланты, которые очень четко следили за нарушениями Пакта, отстреливая причём показательно тех, кто нарушал жизненно важные положения этого договора. Дюгонь исправно (хоть и не сразу, залезая
