Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
мне кажется, что мы ему не нравимся, это меня расстраивает. В конце концов, он наш куратор. Я нравлюсь почти всем учителям, хочу нравиться и куратору.
Максим Сергеевич сказал:
– Вижу, все в сборе. Ну, долгие проводы – лишние слезы. Слышите, Ангелина Павловна?
Тетя Геля утерла красный нос, и я вспомнил, как мы с Андрюшей сидели у него дома под кухонным столом, и Андрюша светил фонариком на нарисованных им странных животных и рассказывал истории о том, как мы поехали в лес на экскурсию и встретили их. Тетя Геля тогда ходила туда-сюда, она варила куриный суп, и я видел, как болтаются помпоны на ее тапочках.
Воспоминание ничего не означало, по крайней мере при первом осмыслении.
Мама вдруг потянула меня к себе и обняла.
– Хорошо тебе отдохнуть, – сказала она и прижалась губами к моей щеке.
Мне захотелось сказать: почему тебе так грустно теперь, если ты сама этого хотела? Ты ведь хотела, чтобы я стал героем, и вот я почти герой.
Мои мысли показались мне недостаточно внятными для полноценного высказывания, и я сказал только:
– Мама, спасибо тебе за пожелание. Я буду активно писать тебе письма.
Тут я понял, что дождь затих, небо прояснилось и казалось, что стеклянный купол над нами светится. Это было так красиво.
Я посмотрел на поезд, огромный, красивый, блестящий. Поезд издал гудок, от которого все внутри перевернулось. Я еду на море! Я терпеливо ждал, пока мама меня отпустит. А потом оказалось, что она сделала это быстрее, чем я хотел.
– Будь сильным и храбрым, Арлен, – сказала мама. – И очень честным. Я в тебе уверена. Я буду очень тобой гордиться.
Я сказал:
– Благодарю тебя за напутствие, мама.
Я очень боялся, что она расплачется. И почему-то очень боялся, что она не расплачется. Мама не расплакалась.
Максим Сергеевич впустил меня в вагон первого, и это отчего-то заставило меня гордиться собой.
В поезде я никогда еще не бывал, но видел картинки и фотографии. И все-таки поезд оказался удивителен: светлые окна, низко висящие белые занавески, лихо отъезжающие двери купейных отсеков, скользкий, странный материал, раскрашенный под дерево, свет над головой, рыжее и уютнее, чем в метро.
Как огоньки на елке – об этом я подумал тогда сразу, хотя стоял первый день лета, и до зимы было еще так далеко.
В вагоне оказалось душно, люди разбирали свои вещи, люди открывали и закрывали двери, люди обмахивались газетами, хотя жарко и не было, но ведь не хватало воздуха.
Пахло хлоркой и чем-то еще, очень человеческим, как в метро, но не противным, а едва различимым.
Я распахнул дверь своего купе, чуть не прищемив пальцы.
Как же светло, подумал я, и красиво. Занавески были отдернуты, и волшебный белый свет лился прямо на меня. Только через пару секунд я различил линии электропроводов, далекие дома и костистый каркас вокзала.
Я уезжал из Москвы.
Впервые так далеко.
Сердце зашлось радостно и тревожно. Бился на ветру красный флаг, небо из белого постепенно становилось синим, и первый луч солнца упал на столешницу, оставив золотую кляксу.
В этот торжественный и прекрасный момент я получил довольно ощутимый пинок и чуть не повалился на столешницу.
Здесь я принимаю важное решение. Я все-таки буду писать плохие слова, которые употребляет Боря, без купюр, однако возьму их в кавычки, чтобы, если тетрадь обнаружится, вместе с ней обнаружилась бы и ужасная приверженность Бори к сквернословию.
Как ни неприятно мне писать такого рода слова, придется все-таки приводить сказанное им дословно. Надеюсь, что кавычки в какой-то степени меня извинят.
– Какого «хуя» ты тут стоишь, политрук, двигай давай.
Я собирался сесть, но Боря схватил меня за шкирку и сказал:
– Не-не-не, ты куда, сначала смотри, чего у меня есть.
Из рюкзака он достал странную, серебристую штуку.
– Что это? – спросил я. – Похоже на кусок трубы с рычагом.
Вещь эта была блестящей и пахла кисло, как мокрая монетка. Боря покрутил ею перед моими глазами. Я увидел темное дуло, как у пистолета, хотя форма вещи о нем совершенно не напоминала.
– Это пистолет для забоя скота, – сказал Боря, вскинув голову. Его вздернутый нос шелушился – так всегда бывало летом.
Тут следует отметить, что бабушка и дедушка Бори и Володи работают на скотобойне.
– Твоя бабушка ворует социалистическое имущество? – спросил я.
Боря сказал:
– Нет, ей подарили.
Я сказал:
– Значит, ты украл.
– Нет, дурочка тупенькая, она подарила мне.
Он приставил пистолет к моей голове, сказал:
– Стержень пробьет твою башку.
– Очень экономно, – сказал я. – Следует использовать такие вещи для казни врагов народа, чтобы не тратить боевые патроны.
Боря засмеялся, потом сказал мне, что спустит курок.
Я несколько растерялся, но не испугался.
– Не спустишь, – сказал я. – Ни в коем случае.
– Почему это?
– Потому что это запрещено правилами поведения в поезде, – сказал я.
– Ты и правила прочитал?
– Да, я заранее их прочитал.
И Боря засмеялся, показав красивые, белые, острые зубы. С большой ловкостью он, не выпуская пистолета для забоя скота из рук, влез, почти взлетел, на левую верхнюю полку.
– Но здесь мое место, – сказал я.
– Нет, – сказал мне Боря. – Вдруг тебе приснится какой-нибудь плохой сон о том, как сюда прилетают злые капиталисты-империалисты и устанавливают рекламный щит про газировку, ты заворочаешься и упадешь, разобьешь себе голову, ну и все в таком духе.
Я сказал:
– Но я мечтал спать на верхней полке.
– Да, разумеется, ты мечтал. Но, блин, мечты такая штука обидная – они не сбываются. Воло-о-одь, а я на верхней!
Володя заглянул в купе, осмотрелся, заулыбался.
– А я тоже, – сказал он. – Дрочер недееспособен, но не недоговороспособен.
Следом за Володей зашел Андрюша. Мы переглянулись. Этого стоило ожидать.
К нам заглянул Максим Сергеевич:
– Устроились? – спросил он, на очках его мерцали блики, он моргнул, поправил дужки. – Солнце, солнце.
– Устроились, Максим Сергеевич, – сказал Володя.
– Все ништяк, – сказал Боря.
Я сказал:
– Мы с Андрюшей должны были ехать на верхних полках.
А Максим Сергеевич сказал мне:
– Жизнь вообще очень несправедливая штука. До крайности.
И Максим Сергеевич закрыл дверь. Андрюша сказал:
– Он прав.
Я сказал:
– Но задача человека в том, чтобы это изменить. Мы потомки людей, которые покоряли иные планеты.
– И подцепили паразитов нервной системы, из-за которых нас все ненавидят, – сказал Андрюша.
– О, ваши замечательные разговоры, ура! И смеялся дьявол, создавая плацкартные вагоны, – сказал Володя.
– Но мы в купейном вагоне, – сказал я.
– И что? Это такое выражение.
– Оно неприменимо к этой ситуации.
– Арлен, ты скучный, но бить я
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
