рукой: этот жест явно означал, что Сергей должен следовать за ним. Они вышли из помещения. На дворе нудно моросило. Казалось, дождь сочится отовсюду — падает сверху, возникает откуда-то со стороны, вернее сказать, сразу со всех сторон. Дул ветер не слишком сильный, но довольно-таки холодный. У ветра был свой собственный запах — незнакомый и отчего-то смутно тревожащий душу. Сергей остановился и посмотрел на небо.
— Да-да, — усмехнулся Кальченко. — Дождь. Уже вторую неделю кряду — с небольшими перерывами. Ну, ничего: когда-нибудь да закончится. И тогда наступит чистый тебе курорт. Все тридцать три удовольствия! Сам увидишь. Ну, пойдем, что ли? Здесь недалеко.
И впрямь идти оказалось недалеко, и вскоре Кальченко привел Сергея к приземистому барачного типа зданию, стоявшему особняком от других таких же строений.
— Это общежитие нашего комсостава, — пояснил он. — Живут здесь и семейные, и холостые — всякие. Ты-то сам семейный или холостой?
— Холостой, — буркнул Сергей.
— Вот и хорошо! — отчего-то обрадовался прапорщик. — Холостой — это замечательно. Я и сам холостяк. Меньше, знаешь ли, хлопот, когда холостой. Сам себе казак, да и жена пилить не будет, ежели чего. А то ведь пилят. Как послушаешь других, которые при женах, так просто за голову схватишься. Сплошные семейные сцены. Сплошные женские монологи. Пилят, говорю тебе.
— Это за что же? — криво усмехнулся Сергей.
— Оттого, что страдают и маются, — пояснил прапорщик. — А куда им, бедолагам, податься? Тут для них нет никакого простора. Никакого фронта работ, правильнее выражаясь. Кто-то, конечно, пристроился при школе, другие — при больничке, третьи — продавщицами в магазине… А все прочие тоскуют. Ну а куда им податься? Конечно, под боком — зона, да ведь женщину туда не пристроишь. Сам небось понимаешь — дело такое… На зоне сплошь мужской пол. А тут женщина. Это, если что, постоянный конвой к ней приставлять надо! Да и то… У нас зона строгого режима, понятно тебе? Там не абы кто, там зверье в человеческом обличье… Э, да сам увидишь. Лучше покажу-ка я тебе твою квартирку. Да ты не сомневайся, квартирка что надо. По здешним меркам, так даже со всеми удобствами. Ни у кого в поселке больше нет таких квартир — только в нашем ведомстве! Наш майор постарался насчет удобств. Дельный мужик. И справедливый. Ты, главное, не делай никаких подлостей ни по службе, ни вообще. Уж тогда он расстарается ради тебя.
Слушая разговорчивого Кальченко, Сергей невольно вспомнил о Кате. Точнее, о том, что она не захотела стать его женой и отправиться с ним в качестве боевой подруги в неведомые дали. То есть получается, в этот поселок, который даже названия и то не имеет. Что бы она делала в этом поселке с ее университетским образованием? Вот то-то и оно. И получается, что Катя, как это ни скорбно осознавать, поступила правильно. Разумно она поступила…
— А вот и твоя квартира, — сказал Кальченко. — Как видишь, даже с отдельным входом. Отдельный вход многое значит. Можешь позволить себе какие-никакие вольности вдалеке от посторонних глаз, — прапорщик с двусмысленным видом подмигнул.
Вошли в квартиру. Она была небольшой — с крохотной прихожей, кухонькой и комнатой, которая, как уразумел Сергей, должна была служить и гостиной, и спальней, и кабинетом, если, конечно, таковой Сергею понадобился бы. В комнате была даже мебель — самодельный шкаф из цельного дерева, такой же самодельный стол и несколько стульев, а в углу — железная кровать с заправленной постелью.
— Говорю же, наш майор постарался, — указал на всю эту роскошь Кальченко. — Как узнал, что к нам направили нового кума, то есть тебя, так и дал команду все приготовить честь по чести. Говорю же, дельный он мужик. По нашим меркам — это просто-таки царские апартаменты! Ну, располагайся.
Примерно через час Сергей явился к майору Торгованову — своему непосредственному начальнику.
— Осмотрел жилье? — спросил майор. — Понравилось? Ну, да это и не важно — понравилось или не понравилось, потому что все равно ничего лучшего предложить не могу. Сам проживаю примерно в таких же условиях, да притом еще и с семейством. А у тебя-то, кстати, как насчет семейства?
— Никак, — односложно ответил Сергей.
— Ну и ладно, — махнул рукой майор. — Со временем появится и семья… А пока давай-ка поговорим о твоей службе. Введу тебя в курс дела. Ознакомлю, так сказать, со всеми моментами.
Проговорили они больше часа.
— Вот такая, значит, у нас обстановка на данный момент, — подвел итоги беседы майор. — Как видишь, пока ничего особенного. За пределы, так сказать, не выходим. Вот и блюди эти пределы — в этом и будет твоя задача. Главное, чтобы не случилось побегов или какой-нибудь резни. Добывай информацию, выявляй, пресекай на корню… Какими именно способами ты будешь это делать — тебе виднее. Главное, чтобы был результат. Теории ты обучен, а практика — что ж? Будет тебе и практика. А если что, обращайся ко мне. Подскажу, помогу, направлю… Значит, с завтрашнего дня и приступай к службе.
Сергей хотел уже уходить, но майор его остановил.
— Погоди, — сказал он. — Куда тебе торопиться? Сам же говоришь — семейства у тебя нет. Ты вот послушай… Особое внимание обрати на наших прапорщиков-контролеров. Взять, к примеру, того же Кальченко… Да и другие не лучше. Вступают наши контролеры в неслужебные отношения с заключенными — такая, понимаешь, беда. Выполняют всякие их поручения с выгодой для себя. Скажем, покупают в нашем вольном магазине водку за десять рублей, а продают ее заключенным за сто рублей. Выгода? Еще какая! А коль выгода, то чем их остановишь? Никак я их остановить не могу, и Алябьев, бывший кум, тоже не мог. Потому как шальные деньги! Покупаешь бутылку за десять рублей, а продаешь — за сто! Девяносто рублей выгоды с одной только бутылки! Тут не то что Кальченко, а какой-нибудь святой — и тот, пожалуй, не устоял бы!.. Ну, что ты на меня смотришь? Удивляешься? Говорю же, это от отсутствия практики. Вот поднаберешься практики, тогда, я думаю, и не станешь удивляться. В училище-то, я думаю, тебе ни о чем таком не рассказывали? Так то училище, а здесь — жизнь…
Майор помолчал, задумчиво глядя в окно, затем продолжил:
— А написать рапорт на того же Кальченко я тоже не могу, — вздохнул он. — Потому что нет в том никакого смысла. Ну, напишу… Так завтра на его место пришлют кого-нибудь другого — такого же. А то, может, еще хуже… Или вовсе никого не пришлют. Немного, знаешь ли, желающих в здешних краях выполнять