сеньор Уистлик, — сказал врач, — острая инфекция, вызванная риккетсиями, осложненная лихорадкой и недостаточным питанием, едва не свела вас в могилу». Отчего это все врачи так мерзко выражаются? — подумал Хосе Куаутемок. Откуда такая хрень: «…свела вас в могилу»? Хотя он прав. Врачи его с того света достали. «Шит, белобрысина ты неместная.
Я уж думал, ты с безносой в футбол сыграешь, а нет — просто мега-Иисус Христос Суперзвезда, взял и воскрес».
Шли дни, недели, а босс об одолженьице все не просил. Хосе Куаутемок вернулся к обычной жизни. Собирал булыжник на реке, продавал Ошметку Медине, иногда ужинал с доктором Энрикесом и отправлялся домой, где его ждал контейнер от Эсмеральды, мясистой фэтилишес, любимой женщины его кореша Машины. Про полицию он и не подозревал — что за ним давно следят. Полиции было интересно, крупная ли он рыба. Если сам главный оплатил ему лечение, значит, довольно крупная. Может, даже акула, а может, и кит.
В один прекрасный день нарисовался-таки полицейский в черной форме. Федеральная то бишь полиция, они же смурфы, южане, уродцы, выжималки, очки, племяши. В дверь постучали около семи утра. Хосе Куаутемок осторожно выглянул из-за занавески в окно, увидел патрульную машину и двух полицейских, оба держали правую руку на кобуре. Открыл дверь. В конце концов, он чист перед законом. «Доброе», — поздоровался крупный мужик в форме и солнечных очках. «Доброе», — ответил Хосе Куаутемок. «Хосе Куаутемок Уистлик Рамирес?» Полное имя знают — значит, пробили по базе. «Да». Полицейский угрожающе придвинулся. Хосе Куаутемок смерил его взглядом. Если нужно будет вырубить такого, он справится затри секунды. С виду амбалистый, но рыхлый. А Хосе Куаутемок, благодаря спартанским тренировкам, которые в детстве навязал отец и сам он не оставлял в тюрьме, — чистые мышцы. «Откуда знаешь дона Хоакина?» — спросил полицейский. Очки его отсверкивали. «Я с ним лично не знаком», — сказал Хосе Куаутемок. Полицейский улыбнулся. Вытащил из заднего кармана сложенную бумажку, развернул и ткнул Хосе Куаутемоку под нос: «А как же этот счет из больницы Рамоса? Поговаривают, за тебя как раз дон Хоакин заплатил». Гребаные клещи, гребаная жара, гребаный наркобосс с его счетами, гребаный он сам, что оказался в долгу у того, у кого меньше всего хотел оказаться в долгу. «Сами знаете, какой он. Иногда помогает незнакомым людям». Это была правда. Машина ему рассказывал: босс ведрами зелененькие отстегивал народу. Этакий Санта-панк: ребятишкам на День ребенка — игрушки, мамашкам на Mother’s Day — стиралки. «Дон рулит в Синко-Манантьялес, Сабинасе, Нуэва-Росита и даже в Монклове. И он не такой, как остальные утырки, которые только вымогать и мочить могут. Дон Кино людей уважает, и они его уважают. Он, считай, как дон Корлеоне из кино, только весь в, Версаче“». Вот это точно сказано: босс был прямо турбоверсией Версаче. Не каждый день встретишь пузатого нарко при шляпе, одетого как попугай. «Одно дело — облагодетельствовать больного человека, и совсем другое — знаться лично, офицер». Хосе Куаутемока жизнь в тюрьме научила сохранять спокойствие в разговорах с «начальниками» и не давать себя запугивать. «Хорош заливать!» — рявкнул полицейский. «Один раз мельком видел, когда меня выписывали. С тех пор ни разу». Хосе Куаутемок не врал, но федерал отказывался верить. «Слушай внимательно. Я тебе объясню. Нам насрать, что творит картель. Пусть солдатики с морпехами его контролируют. Но доля в бизнесе нам положена. Понимаешь?» Хосе Куаутемок понимал, о чем он. Полицейский хотел вроде как удобрить поле, чтобы кукуруза лучше взошла. На простом криминальном: копы должны участвовать в дележке добычи. «Мы уверены, что ты работаешь на босса, так что пора тебе включаться», — сказал полицейский. «Простите, не понял», — сказал Хосе Куаутемок. «Меня зовут капитан Галисия, новый начальник здешних правоохранителей. Я пока почву тут у вас прощупываю. С доном Хоакином, к несчастью, незнаком, а потому не устроишь ли ты нам совместный пикничок? Познакомимся. Что-нибудь скромное, для друзей. Барбекю, пивко, телочки, музыка живая. Нуты понял». Нет, не понял. «Я вам повторяю, что лично дона Хоакина не знаю и представить его вам, боюсь, не смогу», — медленно выговорил Хосе Куаутемок. Капитан снова улыбнулся: «Принесешь мне в понедельник подробный отчет: что делаешь каждый день, во сколько и с кем. Если в восемь утра у меня на столе не будет отчета, приготовься загреметь еще на двадцать лет. Мы таких борзых, как ты, на раз усмиряем, чтоб ты понимал».
Потом он погрузился в тачку и уехал. Хосе Куаутемок долго смотрел вслед патрульной машине. Ну все, капец. Его размеренная, спокойная жизнь накрылась медным тазом. Вечера, когда можно спокойно читать у реки, пока кругом бродят дикие индейки, тишина, спокойствие, редкие ночи с молоденькими ласковыми шлюшками, независимость, благодушие — все это навсегда осталось в прошлом.
Хосе Куаутемок рассказал про наезд федерала Машине. «Мать его за ногу, заразу, — сказал Машина. — Муниципала мы бы уже давно утихомирили. Местные легавые все от нас кормятся. А федералов присылают из столицы, с ними сложнее. Их же постоянно переводят с место на место, вот они и норовят загрести побольше, пока зацепились. Обычно мы их не трогаем, если сами не нарываются». Не трогать, не запугивать, не бить, не мочить, не похищать, не дурить, пальцем не прикасаться. Даже наоборот: нужно было их поглаживать по шерстке, чтобы секли поляну и докладывали о готовящихся операциях военных против картеля. Давать им поиграть во взрослых, делиться куском пирога, но чтоб не борзели. Приголубить время от времени, всего и делов. Такие копы — не проблема. А вот неподкупные — заноза в заднице. Элиоты Нессы[4] мексиканской федеральной полиции. И с каждым днем таких все больше и больше, вот в чем подлость. Откуда они там понабирали столько совестливых, которые ни одного жалкого сентаво не возьмут? Ни одного. Предлагай им хоть что: ранчо, самолеты, чемоданы долларов, внедорожники, женщин, кокс, траву, черта лысого, все что угодно. Не берут. И еще политика их эта против бешенства: «Бешеных собак пристреливают». И вправду отстреливали ребят безжалостно. Махнул калашом в их сторону — прощайся с жизнью. «Таке no prisoners[5], — говорили они, — убиваем на месте». Кто попался, тот попал. Никакого суда, никаких прав человека и прочего соплежуйства. Свинцетерапия. Укол калибра 243. Три дырки в башке — приговор вынесен на месте. Такие вот неподкупные федералы — натуральная отрава. Из-за них в зонах влияния картелей никакого порядка. Шефов всех положат, а потом разные сосунки начинают
