с ума посходили? С утра-то пораньше…
— Уходи, — помертвевшими губами прошелестела Тася. — Уйди, пожалуйста.
По ее щеке тихо поползла одна единственная слеза. Капнула вниз и исчезла. Вадим это заметил. Он в бешенстве пнул табуретку, и Тася снова сжалась в комок, словно испугалась, что муж может ударить и ее. Но он лишь схватил со стола телефон и бросился в ванную, шибанув дверью так, что затрещал дверной косяк.
Включив холодную воду, он с наслаждением умылся и посмотрел на себя в зеркало. «Надоели все!» — пронеслось в голове. И тут на стиральной машине завибрировал, запел телефон: Алёна хотела знать, почему он до сих пор не прочитал ее утренние приторные нежности. Вадим нахмурился: ответит потом, еще сорвется и на неё. Лучше сейчас, конечно, уйти из дома. С остальным разберется позже.
Глава 6
Тася умерла. Хотя физически ее тело продолжало существовать и почти невесомо передвигалось по квартире, где всё напоминало о ее маленькой уничтоженной Вселенной. Произошел большой взрыв. Светило по имени Вадим куда-то закатилось, центр космоса опустел, а вместо него зияла большая и темная, а главное, пустая дыра. Почти такая же, как и в душе Таси.
Уже два дня Вадим не приезжает домой. Не пишет и не звонит. Но Тасе было всё равно. Она застыла в густой вязкой массе, как беспечная пчелка, залетевшая по глупости в каплю смолы. Сначала металась раненой птицей по квартире, но всё и всюду, каждая вещь, каждая мелочь напоминала ей о Вадиме.
В спальне она находиться вообще не могла, становилось трудно дышать, ей виделся Вадим самодовольно придерживающий за талию своего Олененка. Фото, которое она увидела в их переписке, запечатлелось в мозгу, как оттиск клейма на коже. Высокая стройная девушка улыбается в объектив, ее светловолосая головка лежит на плече Вадима, а нахальный взгляд, как будто подтверждает: это моё, не тронь! На заднем плане витрина ресторана «Милан».
Всю переписку Тася так и не осилила. Ее затошнило на первом же сообщении. Хотелось откинуть телефон в сторону и помыть руку, как будто схватила горсть опарышей — холодных, склизких, извивающихся. Но она продолжила трясущимися пальцами листать предложения, слова, буквы…
В глазах зарябило от бесконечной череды смайликов и сердечек. Тася и не подозревала, что ее такой умный Вадик может сюсюкать, как ребенок и пускать пузыри умиления по несколько раз за день.
На мгновение даже закралась мысль: а точно ли эти строчки пишет ее муж? Профессионал, знающий два языка в совершенстве и изучающий арабский, человек, закончивший институт с красным дипломом и защитивший диссертацию на тему «Имплицитность в заголовках и способы ее передачи при переводе», не может употреблять лексику необразованного подростка из глубинки.
Сплошные междометия и уменьшительно-ласкательные словечки от имени или названий животных и птиц, не хватало только насекомых. Когда замелькали фотографии, зачастую совсем откровенные, Тася не выдержала и аккуратно, как будто он мог взорваться, отодвинула от себя телефон мужа. Достаточно. На большее она не способна.
На кухонном столе, у вазочки с конфетами «Коровка» тонким золотым ободком сверкало обручальное кольцо. Всё убрано, нигде ни крошки. Да и откуда взяться грязной посуде, если Тася перестала есть. Она бы и не прочь, но в горле сомкнулась плотная пробка и не дает проглотить ни кусочка.
После того, как Вадик ушел из дома, она просидела на кухне еще несколько часов. Потом встала и собрала по дому все их снимки, вынула из рамок и равнодушно кинула в раковину на кухне. Немного подумала и добавила еще те, что хранились в альбоме. А потом подожгла. Плотная бумага горела плохо, неохотно и больше чадила. Но смеющиеся и счастливые лица Таси и Вадима корчились в огне и, постепенно исчезая, покрывались сажей. Остатки дорезала ножницами и выбросила в ведро. Потом тихо забилась в угол на диване, укрылась пледом и замерла, как будто нашла, наконец, для себя спасительную позу, в которой меньше болело.
На третий день с утра примчалась обеспокоенная Светка. Без разговоров сгребла в охапку и увезла к себе. Сыновьям шикнула передвигаться по стеночке, а сама принялась выхаживать подругу. Варила бульон и, как маленькому ребенку, по ложечке вливала в рот, меняла грелку с горячей водой, засунув ее под одеяло к озябшим Тасиным ногам, кутала ее в свою теплую мохеровую кофту, не понимая, как в такой жаре можно замерзнуть? Тася подчинялась беспрекословно. Это было несложно. Когда из тебя улетела душа, уже неважно, кто или что тобой распоряжается. Всё равно всё бессмысленно.
Она существует здесь и сейчас. Прошлое разлетелось вдребезги и утащило за собой будущее. — «Даже не думай мне! — сердилась Светка — прибью!» Она видела пустые, как у рыбы, Таськины глаза, понимала, что у нее в голове. Когда твоего идола грубо разрушает неведомая тебе сила, остается только сгинуть вместе с ним. Приходилось соображать, как оживить Таську. Ну, или хотя бы не дать умереть по-настоящему. — «Не дождешься, Вадичка!» — мстительно думала Светка и снова и снова несла чашку с супом, вела за руку в душ и давала в руки кружку с ароматным чаем.
В библиотеке в ближайшие дни Тасю никто не ждет. Один из родителей бестолковых Светкиных учеников выписал больничный и дал на будущее контакты хорошего психотерапевта. — «Лишним не будет», — думала Светка озабоченно глядя на белое и осунувшееся лицо Таси. Она не приставала к ней с расспросами. Понимала, не время. Только спустя несколько дней кратко поинтересовалась.
— Кто эта шваль?
— Алёна. Из «Милана» — разлепила пересохшие губы Тася.
— Из Милана? Чернявых итальянок захотел? — удивилась Светка.
Тася чуть улыбнулась.
— Нет. Она официантка в пиццерии «Милан».
— А, — глубокомысленно ответила Светка, — понятно.
Что ей было понятно?
Легкая складка залегла меж бровей, в голове зрел некий план, отчего Светка нет-нет, да и загадочно улыбалась. Она так испугалась за Таську, что ослабила бдительность и даже разрешила тенеподобному Герману ненадолго вернуться в квартиру. Сыновья его обожали, несмотря на то, что старшенькому он отцом не был. А Светке было некогда разгребать еще и за мальчишками, вот Герман и воспользовался ситуацией.
Светка махнула рукой: ладно, приезжай, но на ночь ни-ни! Милостиво допущенный в святая святых Герман, был благодарен и этой малости. Издали поглядывал робко на Светку, мечтая под шумок, вернуть ее благосклонность. Броня ее сейчас как никогда слаба, потому что все мысли роятся вокруг спасения непутевой Таськи, вляпавшейся, как тысячи баб до нее и после, в грязноватую тухлую лужицу вранья. «Главное, — думал Герман, выбирая в магазине
