С Захарченко помимо ветеранов ехали груженые взрывчаткой телеги.
— Господин кавалерист, а вы не хотите пересесть? — уточнил Михаил Юрьевич у Вадима, который повел телегу с зелеными ящиками и спящим Ефимом. В дору они отправились в мундирах.
— Нет, не хочу.
— Вы же офицер, а не обозник! — не успокаивался Лермонтов.
— Среди обозников тоже бывают офицеры, особенно если нужно охранять что-то ценное.
— Это вы про свои ящики?
— И про ящики, и про то, что внутри, — Вадим достал пару металлических цилиндров со скобами и торчащими кольцами, — Вот это, например, гранаты.
— А где фитиль? — подал голос Ефим и взял у Вадима одну из гранат, — когда с французами бились, был у нас молодец, кидал чугунные. Хех, бабахало, конечно, знатно.
— Нужно кольцо выдернуть и бросить, — Вадим осторожно вернул гранаты в ящик. Там в картонных ячейках стояло штук двадцать таких гранат.
Вадим взял на себя роль навигатора в дороге. Он под неодобрительными взглядами охотников он вел отряд через узкие тропинки и часто петлял, выходя на свои же следы. Вокруг проходили одни и те же горы, с густыми лесами в долинах. В отдалении паслись стада овец и коров, но никогда не подходили близко.
— Вадим Борисович, а не кажется ли вам, что мы ходим кругами? — первым не выдержал Михаил Юрьевич.
— Не кажется, я точно знаю, — Вадим натянул вожжи, останавливая повозку у спуска в долину. — Мы запутывали следы, чтобы прийти сюда.
Он рукой указал на заполненную лесом долину. Лермонтов старательно огляделся, даже закрыв глаза рукой от солнца, но так ничего, кроме деревьев не увидел.
— Но здесь ничего нет!
— И никого! — согласился Вадим, доставая капсюльные нарезные ружья из повозки, — никого, кто бы мог вам помешать попробовать новое оружие.
Охотники неуверенно переглянулись. Многие из них носили черкески и папахи, загорелые лица почти не отличались от местных. Пара человек даже говорила на украинском. Вадим предполагал, что они могли быть из донских казаков, но с выводами не спешил, решил дать отряду попробовать новое оружие, оценить все плюсы. По горам им придется много бегать и люди с ружьями на шестьсот шагов намного лучше, чем люди с ружьями на сто.
Глава 4
Маленький воробушек перепрыгнул на ветку зеленеющего куста вишни. Воробушек потянулся к созревающей ягодке, чтобы сорвать, но где-то на противоположном склоне долины щелкнул выстрел. Свинцовая пуля Уманского конической формы прорезала горячий воздух и оставила от воробушка падающие перья. Ягодка так и осталась висеть на ветке.
— Недурно! — Вадим стоял над охотником, прикрывая глаза рукой, чтобы не слепило солнце.
— Что недурно? — Михаил Юрьевич всматривался через подзорную трубу в мишени.
— Спасибо, вашблогородие, — с колена поднялся охотник и отряхнул штаны, — Вещь! Сколько хотите?
— Да что ты дорогой, — Вадим похлопал охотника по спине, — какие деньги? Дарю!
— Спасибо.
Вадим щелкнул пальцами.
— А ты знаешь, как англичане в Индии называют стрелков, которые попадают по вооот таким птичкам? — Вадим изобразил размер птички соединив большой и указательные пальцы.
— Нет, откуда мне, вашблогородь.
— Их называют снайперами! Снайпер очень осторожная птица, которая любит летать как подожженная, — Вадим рукой изобразил кривую траекторию остановившись рядом с носом Лермонтова. Охотники хохотнули.
— У нас же таких стрелков называют егерями, от немецкого. Выбирай, как тебя называть, заслужил.
— Ну так егерь привычнее, — улыбнулся в густую бороду Егерь.
— Не простоты ради, а почета для, — заметил подошедший Ефим, — пойдемте обедать.
Ружья со скользящим затвором под папковый патрон понравились всем. Именно их Вадим хотел преподнести Российской армии. Вернее, продать. Папковые патроны он отрабатывал на охотничьих и револьверных ружьях. К сожалению, со более практичнче сталь и цинк для гильз оставались дефицитом. Генералы повесили бы Вадима, если бы он стал пускать дорогие металлы на такое безобразие, как русские солдаты.
Самым близким аналогом в других странах была новая игольчатая винтовка, принятая на вооружение прусаками в сороковом году. Они назвали ее «легкой капсюльной», чтобы запутать дружелюбных соседей. Британцы носились по миру со своей Коричневой Бети и не спешили ее менять. Французы застряли в Африке и не спешили перевооружаться. Оставались американцы, которые еще в девятнадцатом приняли казнозарядные винтовки Холла. То здесь, то там по миру разрабатывали решения, которым суждено было сойтись.
— Давайте быстрее, пока горячее, — Ефим хлопнул в забинтованные ладоши, приглашая всех к расстеленной на земле скатерти со снадобью. Из Владикавказа они взяли морс, лепешки, яйца, сыр и творожники. Охотники возили с собой крупы на каши, Вадим же потащил сухой завтрак. Постно, зато полезно и придает сил.
Пообедав, отряд двинулся дальше на восток за реку Асса. На следующее утро появился первый аул. Он стоял на склоне горы, ступенями поднимаясь на несколько этажей. Отряд разделился: к поселению пошел Вадим, Михаил, Ефим и Егерь. Гостеприимство гостеприимству, но крупный отряд могли неправильно понять.
— Вашблогородие, а вы уверены? — уточнил один из охотников у Михаила Юрьевича.
— Конечно. Если стрельбу услышите, тогда и пойдете на помощь.
— Вы извините, но взять аул вдевятером это сказка, — пояснил Егерь.
— Что-нибудь придумаем. И хватит говорить глупости, а то сглазишь, — Михаил Юрьевич постучал по телеге.
Вдоль дороги мальчики пасли стадо овец. Как только отряд показался, один из пастухов побежал к каменным стенам аула. Низенькие домики еще пускали дымы, когда открылись ворота и навстречу путникам вышел крепкий старец с аккуратной бородой и шашкой в простых ножнах на поясе.
За отряд говорил Егерь, который знал местные языки. Вадим осторожно вслушивался и шевелил губами. Ефим молча наблюдал за ним, натирая мазью руки. Денщик прищурился, когда ему показалось, что у Вадима загорелись глаза. Рядом в повозке лежали револьверы. Так, на всякий случай. Егерь кивнул и показал отряду проезжать. Горец же стоял с ничего не выражающим лицом. В ауле залаяли собаки. Они не лезли к незнакомцам, только пугали. Лермонтов увидел в окне дома круглое лицо и подмигнул. В ауле пахло соломой и веяло прохладной из колодца.
Горец проводил гостей к самому крупному дому, который лестницей забрался на склон горы в три этажа. У входа стояла поилка, где пристроили лошадей. Под лестницей старик складывал нарубленные дрова, где боком лежал неплохой топор.
— Уважаемый Эмин согласился принять нас у себя, — пояснил Егерь, — он с хозяйкой останется на первом этаже, нам же выделят второй. Дети у него взрослые, все уехали, они теперь одни здесь живут.
На первом этаже гостей встречала большая комната за тяжелыми деревянными дверями. Беленые стены и потолок слегка подкатились от кирпичной печи у дальней стены. Там же был проход в соседнюю комнату и
