думал, там будет хвост, а там сплошное разочарование.
– Эй-эй, обидно же…
– Огрызок! – послышалось за спиной.
Тит быстро догнал их и окинул хомункулуса подозрительным взглядом.
– Сальве, брат! Какой прекрасный день! Давно не виделись. Минут пятнадцать, наверное. Ты знаком с Игнией Кастой? Игния Каста, это мой брат…
– Что ты здесь делаешь, Огрызок?
– Гы, Огрызок, – усмехнулась рогатая, – а тебе идёт.
– Мы показываем друг другу этот громадный домус.
– Что… вы оба здесь впервые.
– Да, и поэтому в равных условиях, – важно кивнул Гай. – Тебе надо-то чего?
Тит ещё раз подозрительно глянул на Игнию Касту.
– Отец зовёт нас всех в перистиль, а тебя, создание, хочет видеть нобилиссим Лакон.
Глумливое выражение пропало с её лица, и рогатая поспешила в сторону внутреннего двора. Гая же брат ухватил за ухо и потащил, зло выговаривая:
– С соглядатаями болтовню разводишь, Огрызок?
– Ай-яй, да я сам тут разведываю, вообще-то! Пристала ко мне эта химера, болтает не по делу, в доверие втирается…
– Многовато на себя берёшь, пионер сопливый!
Явившись, они застали отца прогуливающимся по перистилю вместе с высоким гостем. Возвышенные стояли вдоль стен на равном расстоянии друг от друга, перемежаясь со статуями океанид, а за нобилями шагал элитный телохранитель с чешуйчатой лентой через грудь. Помпилия Игния вместе с дочерями притихла в углу, Гней Юниор встал под стеной, заложив руки за спину, точно солдат по стойке «вольно», Тит и Гай присоединились к нему. Проходя мимо, Лакон и Агрикола остановились.
– За прошедшие годы порядок остался неизменным. Гней Игний-Сикулус Юниор, завтра ты пройдёшь испытание кровью Сатурна. Затем, проявишь своё воинское ремесло во время испытания Марса. И лишь после этого явишь себя сыном Вулкана. Что касается двух других, они пройдут только испытание кровью. Ждать воинской искусности от них не следует в силу возраста; кузнечного мастерства – тоже. Однако младший пройдёт проверку как спирит. Иоаннис, займёшься.
– Слушаюсь, мой легат! – прогудел лавроносец.
– Что до тебя, средний, твоё время ещё не настало. Когда Сатурн передаст тебе наследие Вулкана, мы придём вновь. Или нет.
Внезапно послышался лязг доспехов и бряцанье оружия, – Возвышенные пришли в боевую готовность, заметив, что в перистиле появился посторонний. Как и когда это произошло никто не понял.
– Не убивайте его, – поспешил с предупреждением Агрикола, – это посланник моего отца.
– Да, – сказал Лакон, обернувшись, – мечи в ножны. Я помню его.
Носатый морщинистый и лысый старик, смуглый и брыластый, с сутулой спиной, отвислым брюхом и жилистыми конечностями, одетый на манер египетского жреца, только без леопардовой шкуры и с ошейником на дряблой шее.
– Ты состарился, раб.
Сехемхет глубоко поклонился, оглядел присутствующих с заинтересованностью стервятника, ещё раз поклонился и медленно вытащил из складок одежды запечатанный сургучом свиток.
– С твоего позволения, нобилиссим. – Агрикола забрал свиток, проверил печать и сломал её, быстро пробежал глазами по строчкам. – Отец обращается к тебе.
– Обращения могут быть разными. Пирокластикус просит или приказывает?
Агрикола не промедлил ни секунды:
– Он просит, чтобы Гай также прошёл испытания Марса. Мой младший сын довольно ленив и немного не от мира сего, отец считает, что потенциал из него нужно выдавливать беспощадной грубой силой.
Помпилия Игния издала едва слышный вздох, с её круглого румяного лица ушёл весь цвет.
– А как мы должны испытывать Марсом девятилетнего отрока Пирокластикус не поясняет?
– Увы, нет, нобилиссим.
Двоюродные братья замерли, бесстрастно следя друг за другом. Наконец Лакон обернулся к Гаю:
– Что ты думаешь об этом, отрок?
Гай перевёл взгляд на отца.
– Мне отвечать честно или правильно?
– Сначала правильно, – приказал Лакон, – а затем честно.
Отец промолчал. Тогда Гай ударил себя кулаком в грудь, выбросил руку вперёд и, держа салют, выкрикнул:
– Истинный сын Рима примет и выдержит любые испытания во имя фамильного виртуса и государственного блага!
– А теперь честно.
Гай опустил руку и улыбнулся:
– Не хочу я ничего делать.
– Не хочешь?
– Нет. Я вообще не хотел, чтобы кто-то знал, что я спирит.
– Почему?
– От спиритов постоянно чего-то ждут. Меня вот точно заставят идти в армию. А я не хочу.
Лакон остался абсолютно невозмутимым.
– Чего же ты хочешь? – спросил он.
– Сытно есть, сладко пить и долго спать, – отчеканил Гай. – Хочу быть самым бездеятельным человеком в империи, чтобы никто и ничего от меня не ожидал, не возлагал никаких надежд. Хочу, чтобы римские матроны пугали своих детей, говоря: «если не будешь стараться, станешь таким же безнадёжным как этот». Хочу…
– Я понял. – Лакон обратился к Агриколе. – Так ты говоришь, отрок не вполне здоров головой?
– Полностью здоров, но им с детства владеет мания говорить одну лишь правду.
– Значит, cursus honorum для него закрыт. Mollit viros otium, quid faciam postea constituam.
##1 Лень делает слабым, я приму решение позже.
Гай постарался не смотреть в сторону матери.
– На этом всё. Каста, не отставай.
Лакон покинул перистиль вместе с телохранителями и рогатой помощницей, а Тит немедленно схватил Гая за шею.
– Что ты такое несёшь всё время, Огрызок?! Кем ты выставляешь нас в глазах…
– Мама, он опять называет меня Огрызком!
– Тит, милый, отпусти брата, – отстранённо, с дрожью в голосе попросила Помпилия и быстро подошла к мужу. – Повелитель, я несколько… несколько взволнована происходящим. Прости мою дерзость.
Отец смял в кулаке письмо и бросил его Сехемхету.
– Что задумал отец?
Покатые плечи раба приподнялись и опустились.
– Повелитель, – тихонько повторила Помпилия, – ему же всего девять…
– Это уже решено, – Агрикола обернулся к жене, – Лакон сказал своё слово и нам остаётся лишь подчиниться. Никаких возражений, Гай сам навлёк на себя эту участь.
Помпилия закусила нижнюю губу, но дальше возражать не посмела.
– А наказание будет? – спросил виновник родительских треволнений.
– На твоём месте лучше спросить, каким будет наказание, а не будет ли оно вообще…
– Тит, – обманчиво спокойно сказал отец, – надеюсь, ты припасёшь свой строгий нрав до тех времён, когда
