Судя по решительному лицу, сержанта тоже посетили подобные мысли, и он отважно бросился в наступление, размахивая руками:
— Так старый вражина, матерый! Я как увидел, сразу понял, что шпион! А он меня заметил, так сразу руку за пазуху, за пистолетом! А как я его — хвать, пистолет уронил! Его волной и унесло! А документы я нашел, товарищ лейтенант! Они еще в целлулоид замотанные были… — И сержант протянул Огурцову злополучные бумаги.
Лейтенант наскоро пролистал врученное. Скверные фотокопии непонятно чего. Еще и напечатано все по-украински. С апострофами и прочими буквами, перекочевавшими чуть ли не из церковно-славянского. Написанное Огурцов понимал, не все, конечно, но большую часть. На курсы в далеком тридцать втором ходил ведь исправно, кое-что в голове засело до сих пор. Язык не удивлял. Удивляли печати с трезубцами. «Националисты украинские?» — мелькнула шальная мысль. Впрочем, почему шальная? Действительно, многое подходит под эту версию. Что старый, так, может, прав сержант, и враг матерый. С Петлюрой еще начинал, к примеру, или с батькой Махно. Ну а документы в корень негодные, так это в качестве опознавательного знака. «Рабочие», которые проверку пройдут, должен был связник принести, а его сержант спугнул. Прошерстить местных? Надо на заметку взять данный вопрос и не забыть «соседей» поставить в известность. «Петлюровцы» как раз по их профилю. Непонятно только, к чему такая экзотика? И такой приметный катер? Лейтенант достал из кармана финку и царапнул по борту. Осталась глубокая царапина серебристого цвета. Действительно, кольчугалюминий…[7]Интереснее все получается и интереснее. Еще и мешки с рыбой. Зачем столько? Если хотел рыбаком прикинуться, и одного хватило бы. Интереса ради лейтенант полоснул ножом по натянувшемуся боку мешка из какого-то странного материала. Мешок с радостным треском лопнул, и на лейтенанта уставилась рыбья голова. Нет, скорее морда, если даже не мордища…
— Товарищ лейтенант, а мне тут как? — забеспокоился сержант. Еще бы не забеспокоиться. Все содержимое катера, чуть ли не под метелку выметенное, загрузили в грузовики. Лейтенантскую полуторку и второй «газик», взятый в Управлении порта «напрокат». — Вы уедете, а мне чего? Сидеть, катер сторожить?
— Ну да, — сделал вид, что не понял вопроса, Огурцов. — Тебе, товарищ сержант, приказываю сидеть и сторожить катер. Курить, так уж и быть, на посту разрешаю, — заметив, как сереет лицом сержант, со смехом добавил: — Я на судоремонтный отзвонился, обещали после обеда буксир подогнать. Как заберут — в отдел зайдешь. Рапорта писать будем.
— Так точно, товарищ лейтенант…
Восточная Пруссия — Польша.
Ганс Нойнер, унтерштурмфюрер СС, дивизия «Мертвая голова».
Утром двадцать второго унтерштурмфюрера Ганса Нойнера волновали огромные проблемы, в количестве двух штук. Первая заключалась в том, что его командир, гауптштурмфюрер Фриц Кнохляйн, вместе с командиром батальона, с утра пораньше, сразу после зачтения приказа о войне против СССР, убыл в штаб полка, оставив его старшим по роте. Вторая логически вытекала из первой — оставшись во главе своего подразделения в гордом одиночестве, Ганс должен был руководить ротой. Конечно, дивизия находилась в резерве и особых проблем не ожидалось, но унтерштурмфюрера томило некоторое нехорошее предчувствие. Почти как во Франции перед приказом о расстреле англичан. И как всегда, не обмануло. Не успел командир роты вернуться, как Ганса вызвали к подъехавшей машине, из которой вышел не кто иной, как начальник штаба дивизии — штандартенфюрер Хайнц Ламмердинг. Незапланированное присутствие начальства, как известно, в подавляющем большинстве случаев является предвестником неприятных известий. Вдобавок на лице начальника штаба было нарисовано такое неудовольствие, что сердце Ганса екнуло. Вскинув руку в приветствии, Нойнер бодро отрапортовал о том, что за истекшее время в роте никаких происшествий не произошло, личный состав отдыхает. Ламмердинг, выслушав стандартную скороговорку рапорта, спокойно кивнул, словно сдерживая свое плохое настроение, и уточнил, где находится командир роты. Узнав, что в штабе полка, он слегка поморщился, после чего приказал поднять роту по тревоге, погрузить в автомобили стоящей неподалеку колонны и вместе с приданным взводом штурмовых орудий выдвинуться назад к Инстербургу[8]и далее на Ангербург.[9]
— Поступили сведения о наличии в этом районе польских вооруженных бандитов, возможно, даже о восстании. Разберитесь и установите, что происходит. Заодно узнайте, что произошло с нашей колонной снабжения. Она должна была пройти тот район, но не появилась до сих пор. Приказ ясен?
— Так точно.
Через десяток минут Ганс вместе со старшим унтер-офицером роты, гауптшарфюрером Куно Клинсманном, уже вовсю подгоняли солдат, набивавшихся в кузова «Мерседесов».
Еще час — и перед изумленными глазами эсэсовцев появилась натуральная польская граница, со зданием, увенчанным белой польской «курицей».
— Когда они только успели? — удивленно заметил Нойнер, выбираясь из кабины. Обернувшись к кузову, он громко скомандовал:
— К бою!..
А к вечеру Ганс вместе с командиром батареи штугов оберштурмфюрером Хорстом Крагом и подъехавшим Кнохляйном уже осматривали поле побоища. Солдаты деловито строили в колонну собранных по ярам и буеракам пленных. Выглядели поляки неважно, повинуясь отрывистым командам конвоиров, словно автоматы, они смотрели вокруг обезумевшими глазами, но на ногах стояли более-менее твердо — всех, кто был серьезно ранен и не мог идти, добивали на месте, чтобы не возиться.
Фриц подвел общий итог наблюдениям:
— М-да, неплохо мы поработали.
— Еще бы, два боекомплекта расстрелять, да еще и по ограниченному пространству…
— Кому как, моим штугам и одного за глаза хватило.
— Ага, зато вовремя. Фриц, видал те керогазы, что штуги на въезде в поселок подбили?
— Видал, правда, так и не понял, что это за катафалки бронированные.
Ганс с Хорстом весело засмеялись. Они успели осмотреть поле боя и уже выяснили, что это за «звери».
— Не ты один! Пошли, посмотрим вблизи, тогда будет наглядней…
Троица офицеров развернулась и вскоре выбралась к въезду в деревню, где и стояли, жидко дымя, три упомянутых автомобиля, странных, но, несомненно, военного назначения. Вернее, стояли только два из них, так как третий буквально развалился на части, превратившись в бесформенную груду железа, отдаленно напоминающую сложившийся карточный домик.
— Бронеавтомобили, — разочарованно отметил Кнохляйн, — и что такого? Напоминают наши времен рейхсвера для перевозки пехоты.
— То-то и оно. Только бронированы намного сильнее. Мы уже посмотрели, и наш спец по взрывчатке Бруно уверяет, что они и мину могли выдержать.
