сначала. Они вместе отправились в крупный мебельный шоу-рум, усердно подыскивали мебель из толстого дерева, дизайнерские обои и оригинальный ковёр. Дом был не совсем во вкусе Данте. Она предпочитала сводчатые и остроконечные готические своды, но учитывая, сколько они потратили, сойдёт и так. Хотя обстановка в доме напоминала "смесь французского с нижегородским", Данте была полна решимости обустроить современный дом в английском стиле, чтобы был ряд крыльев и острые угловатые потолки. В конце концов, она же англичанка по происхождению, а что-то иное просто будет какой-то "деревней".
Изысканная кухня, телевизоры и бытовая техника — всем этим занимался Дэррил. Он привёз кое-какую мебель от первого брака и сложил большую её часть в подвал. Данте даже не взглянула на его старьё, за исключением разве что велотренажера, которым она даже один раз воспользовалась.
Со своей стороны, она привезла на Симмз-ридж элегантный спальный гарнитур времён королевы Анны[8] и разместила его в одной из гостевых спален наверху. Она сказала Дэррилу, что у неё должна быть собственная спальня, потому что ей нужно уединение, чтобы спокойно выкурить сигарету, зажечь ароматические свечи и попить "Роял Краун"[9].
Дебора не помнит, когда между отцом и мачехой начались ссоры. Возможно, прошло всего несколько недель после того, как они поженились, но ездить туда, в их дом на Симмз-ридж, для неё было пыткой. Она видела, как отец сидит напротив, обняв Данте за плечо, а Данте вечно кажется отчуждённой и старается отодвинутся, едва выдаётся возможность. Деборе было неприятно видеть, как отец заискивает перед этой несносной женщиной.
Данте была надутой и тщеславной; её было не так-то просто полюбить. У неё хорошо получалось внушать другим комплекс неполноценности. Конечно, у Деборы не было гардероба, который бы сравнился с её — по мнению Данте, такого не было ни у кого. Деборе показалось, что смех Данте звучал пусто. Когда Данте хвасталась местами, в которых она побывала, важными людьми, которых знала, в её голосе слышалась снисходительность. Данте было так трудно переварить.
— Знаешь, я одна из самых умных женщин в мире, — объявила она в день знакомства.
— Понимаю… — сказала Дебора, пытаясь быть вежливой.
— Я могу читать людей как книгу, — похвасталась Данте, — так что не нужно притворяться светским человеком рядом со мной. Я вижу тебя насквозь. Ты милая девушка, и если правильно разыграешь свои карты, я, возможно, смогу тебя кое-чему научить.
Летом Дебора обустроила художественную в оранжерее студию, чтобы рисовать, надеясь, что так сможет чаще видеться с отцом, но этот план провалился. Данте немедленно установила рядом с ними третий мольберт, а поскольку Дэррила постоянно вызывали в больницу, Дебора и Данте часто оказывались предоставлены самим себе.
Когда Дэррил уезжал, а Данте не хотелось рисовать, она просто стояла рядом и задавала вопросы о личной жизни Деборы. Если девушка уходила от ответов, Данте слонялась поблизости, осматривая пол в поисках пятен краски и подыскивая новые способы выудить у Деборы подробности. Зачастую она просто действовала девушке на нервы.
Дебора пыталась говорить и быть вежливой, но Данте становился всё более агрессивной. Она спрашивала, почему Джон и Крисси не пришли повидаться с отцом. Ей хотелось быть полноправной мачехой в семье Суториус.
Позже Дэррил выслушивал гневные тирады, что Дебора — стерва. Данте перепробовала всё, но ей не удавалось пробиться сквозь барьеры девушки. Она давала советы, приглашала её на обед в дорогие модные заведения, но Дебору это просто не интересовало. Ничем её было не соблазнить.
Когда Дэррил наконец позвонил дочери и попросил быть повежливее с женой, его просьба осталась без внимания. Дебора по-прежнему негодовала из-за развода. Она не собиралась дружить с Данте.
— Мы одни, папа? — прошептала Дебора в трубку.
— Нет, Дебби, — сказал Дэррил. — Почему бы тебе не позвонить мне завтра в офис?
Дебора не понимала. Когда она, наконец, вытянула из него, что Данте подслушивает их разговоры, она в бешенстве набрала Данте.
— Я позвонила ей и обругала и так, и этак, — хвастается она. — Я с самого начала сказала ей, что я о ней думаю. Я сказала ей, что все её ненавидят.
— Надеюсь, ты понимаешь, что не получишь ни пенни на свою свадьбу, — взвизгнула Данте, — потому что твой отец сделает так, как я ему скажу!
— Нахалка! Дай мне поговорить с отцом.
— Он не может сейчас говорить с тобой. И вообще больше сюда не звони.
7
— Зачем тебе это нужно? У тебя есть Дэррил, так зачем тебе вставать между ним и дочерью? — в сотый раз спрашивала у Данте сестра Шерил.
Во время рождественских праздников в том году Данте только об этом с сестрой и говорила. Вместо того чтобы думать о большом рождественском ужине, Данте дышала ядом на дочь Дэррила, и Шерил просто не могла понять почему.
Это было странно.
Данте портила настроение рождественских праздников, беспрестанно звоня с новыми новостями: о непомерно дорогом свадебном платье Деборы, о том, что Дебора предлагает сшить на заказ платья для подружек невесты. Шерил тошнило от злобных причитаний Данте. Та повторяла каждый раз одно и тоже: Дэррил во всём идёт на поводу у дочери, а Данте не собирается этого терпеть.
Отчаявшись избавиться от Данте, Шерил в конце концов предложила сестре обратиться к психологу.
— Это не я сумасшедшая, — отрезала та. – Это Дэррилу нужна помощь!
— Ты так зациклилась на этой свадьбе, что тебе не помешает взглянуть на это с другой стороны. Ещё даже дату свадьбы не назначили. Знаешь, если ты поговоришь с профессиональным психологом...
— Это у Дэррила проблемы, Шерил. Ты и половины всего не знаешь. У него такие запутанные отношения с дочерью. Это он не может смириться с тем, что она выходит замуж, хотя ей уже 24 года!
— Ты на что намекаешь?
Но Данте не могла это обсуждать.
— Она его дочь, Данте. Зачем ты лезешь в их отношения?
— Потому что у нас нет столько денег, вот почему, — настаивала Данте.
Но обе знали, что это неправда.
— Я его жена, Шерил. Я должна быть первой в его жизни.
— Почему бы тебе не оставить его в покое, Данте? Почему он не может потратить свои деньги на дочь, если захочет?
— Потому что он сорит деньгами — просто раздаёт их бывшей жене и родителям, а с Деборой обращается,
