Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
– Как ты себя ведешь? Что о тебе подумает дядя Игорь?
Мама торжественно объявила Виталику, что он теперь должен слушаться дядю Игоря, потому что тот ему вроде как папа. Виталий слышал разговор мамы с бабушкой – что-то про «мужскую руку», «пример перед глазами» и прочее. Бабушка категорически возражала. Мама твердила, что это «ее дело» и «ее жизнь».
Отчима Виталик возненавидел с первого же вечера. Даже больше, чем соседа Кольку, который был тремя годами старше и натравливал на Виталика Пирата – здоровенного пса неизвестной породы. Пират знал только одну команду – «фас». Рвался с длинной веревки, заменявшей поводок, скалил пасть, лаял так, что соседи с первых этажей открывали окна и орали: «Колька, угомони Пирата, или мы живодерку вызовем!» Колька же подкарауливал Виталика и говорил Пирату «фас». Виталик застывал на месте. Сосед умело регулировал поводок, то подпуская Пирата поближе, чтобы Виталик прямо перед собой увидел клацающую зубами морду, то, наоборот, отгоняя его от мальчика.
– Ну что, Виталик-гениталик, обосрался? – хохотал Колька.
Виталик знал значение всех прозвищ, кроме этого.
– Ну чё, теперь можем говорить с тобой, как мужик с мужиком, – объявил дядя Игорь в первый же вечер. – Не все ж с бабами обсуждать. Так что ты это… не стесняйся.
Виталик посмотрел на мать. Та кивнула. Мол, можно.
– А что такое гениталик? – спросил Виталик.
Дядя Игорь не просто рассмеялся, а загоготал. Виталик смотрел, как изо рта дяди брызжет слюна, вываливаются куски непрожеванного торта, и не понимал, почему он должен слушаться этого человека. И почему мама тоже подхихикивает и не замечает, что от этого человека плохо пахнет, что он хуже Кольки и Пирата, вместе взятых. Хуже Стасика, который с увлечением поедал собственные козявки. Хуже Машеньки, которая жевала собственные волосы – засовывала в рот конец косички и мусолила во рту, когда рисовала. Хуже воспитательницы, которая стала еще сильнее затягивать на нем шарф перед прогулкой.
Но совсем плохо стало потом. Дядя Игорь заходил в комнату к Виталику, брал его солдатиков, расставленных в определенном порядке, и начинал «играться». Один солдат бил другого, и дядя Игорь говорил «вот тебе, сволочуга», «получай, гад». Поиграв, дядя Игорь отлучался ненадолго на кухню, но возвращался, чтобы продолжить игру. После отлучек он становился все краснее, от него все хуже пахло, а «гад» и «сволочуга» сменялись другими словами, про которые Виталик знал, что они плохие и их нельзя произносить. Он сначала переживал, что дядя Игорь сломает солдатика, а потом понял, что надо просто переждать: дядя гудел, изображая самолет, или орал «бабаааах», будто выстрелил танк, рисовал схемы сражений и тщательно раскрашивал стрелки, откуда должно начаться наступление.
– Ну что, хорошо поиграли? Пойдемте ужинать, – звала их на кухню мать. Видимо, эти игры и должны были сделать из Виталика настоящего мужчину.
Он заметил, что мама изменилась. Она будто стала такой же, как дядя Игорь: неприятной. Стала громче говорить, смеялась по-другому – резко, грубо. Готовила на ужин сосиски с макаронами, которые так любил дядя Игорь и терпеть не мог Виталик. Его начинало тошнить от одного запаха варящихся сосисок. А еще оттого, как дядя Игорь и мама их едят – натыкая на вилку целиком. И переваренная, лопнувшая сосиска свисала с вилки. Виталик отводил взгляд – сосиска казалась ему отвратительной, как и вдруг изменившаяся мама. Она стала иначе причесываться, одеваться, накладывать макияж. Сменила духи. Так сильно душилась, что Виталик задыхался от запаха, начинал кашлять.
Мама перестала его целовать перед сном, и он был этому только рад. Она пахла дядей Игорем – так Виталик назвал этот новый аромат.
Он пошел в школу. Первый и второй классы почти не помнил. Они перешли из садика в школу почти всей группой. Машенька разрешала заглянуть себе под юбку всем желающим. Стасик все так же ел козявки, но делал это уже тайно. Пират сдох, и Колька гулял с новым псом, Матильдой. Дрессировал ее на команду «фас», но та оказалась не способна на агрессию. По команде кидалась, ставила лапы на плечи того, кого должна была загрызть, и облизывала с ног до головы. Того, кто хоть раз почесал ее за ухом или по пузу, Матильда запоминала и встречала радостным лаем и активными облизываниями. Сколько Колька ни орал «фас», Матильда падала на спину, подставляя пузо для чесания. Виталика Матильда обожала.
Он возвращался из школы и увидел, как в подъезд заходит женщина. Со спины – вылитая мама.
– Мам, подожди! – крикнул Виталик.
– Вырастешь, можешь звать меня мамочкой, – хохотнула, обернувшись, женщина. Соседка. Про нее говорили, что она работает шалавой. Виталик не знал, что это за профессия, но догадывался – что-то неприличное, стыдное. Опять же не знал, как это склеить в голове с вколоченным намертво еще в детском саду: «Все работы хороши, выбирай на вкус».
Виталик густо покраснел. Он зашел в лифт с соседкой, хотя долго возился с почтовым ящиком. Но лифт спускался медленно, а Виталик не хотел столкнуться на лестнице с пьяным дядей Петей, который лежал в собственной моче между третьим и четвертым этажами. Дядя Петя, казавшийся мертвым, однажды очнулся, когда Виталик пытался через него переступить, и вдруг больно схватил его за ногу. Виталик от неожиданности упал, прямо в мочу и рвоту дяди Пети. Тот пьяно захохотал и отрубился. Виталик долго отмывал свои штаны и рубашку в ванной, тер себя губкой, но так и не смог стереть с одежды запах блевотины и испражнений. Те брюки с курткой он больше не надевал, засунув подальше в шкаф.
Лишь поэтому он зашел в лифт с соседкой. Стоял, вжавшись в стену, смотрел в пол. Но та вдруг наклонилась, подняла ладонями его лицо и уткнула в ложбинку между грудями. Виталик задохнулся – от неожиданности, приторного запаха. Почувствовал, как намокли брюки. Моча все лилась, пока не начала капать на пол. К счастью, соседка этого не заметила, рассмеялась и вышла на своем этаже.
Войдя в квартиру, Виталик бросился в ванную, чтобы содрать с себя штаны.
– Викуся, а поздороваться? – окликнула его мать из кухни.
– Привет. – Виталик заглянул на кухню и увидел мать, с той же прической, что и у соседки. Почувствовал запах тех же духов.
– Сядь, поешь, разогревать не буду, – велела мать.
Виталик сел за стол, чувствуя, как штанина приклеивается к ноге. Как запах мочи смешивается с запахом сосисок. Он не сдержался. Двинул тарелку от себя. Отбросил на край стола. Сосиска вывалилась на стол.
То, что произошло дальше, он помнил кадрами, как в кино. Он сидит в ванной, без воды, а дядя Игорь лупит его по голове. Виталик прижимает руки к голове, но не пытается увернуться от ударов. Но главное, он совершенно не помнит, как оказался в ванной. Следующий кадр – он лежит в постели, в своей комнате. Кто-то подходит, трогает его лоб и уходит. Не мама точно. Запах другой. И рука чужая, мужская. Следующий кадр – дядя Игорь ставит чашку с чаем на его тумбочку и уходит. Виталик засыпает – запах чая его успокаивает. Просыпается оттого, что его трогают совсем чужие руки – уверенные, быстрые, теплые. Он заставляет себя открыть глаза, но видит только что-то белое. Запах ему нравится – пахнет чем-то чистым. Слышит разговоры – мать что-то лепечет шепотом, женский голос говорит строго, жестко. Виталик заставляет себя прислушаться к разговору.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
