class="p1">Большой террор как раз был символом этого «спокойствия».
Самым ярким знаком сталинского двуличия и политического недомыслия явилась резкая переориентация внешней политики Советского Союза с антифашистской на профашистскую. Прямое тому доказательство — выдача Гитлеру немецких антифашистов, чистка Коминтерна, сотрудничество с гестапо.
Что бы ни говорили сталинские доброжелатели о необходимости пакта Молотова — Риббентропа, факт остается фактом: через неделю (!) после его подписания, 1 сентября 1939 года, началась Вторая мировая война.
Ранее Гитлер откровенничал, но глухой советский вождь никак не реагировал на эти признания своего немецкого визави: «Вероятно, мне не избежать союза с Россией. Я придержу его как последний козырь. Возможно, это будет решающая игра моей жизни. Ее нельзя преждевременно начинать. (…) Но она никогда не удержит меня от того, чтобы изменить курс и напасть на Россию после того, как я достигну своих целей на Западе».
Перед Сталиным тоже стоял выбор: быть с Францией и Англией или переметнуться к Гитлеру, на которого Сталин смотрел с вожделением — вот Адольф раздолбает Запад, и буржуазный остов Европы падет. А уж с молочным братом-близнецом из страны Гете и Баха я как-нибудь договорюсь — начнем делить Европу, тебе то и то, а мне это и это… Бандитская логика дележа чужого и присвоения награбленного восторжествовала.
Мюнхенский сговор Чемберлена и Даладье с Адиком, благодаря которому Чехословакию опозорили, без звука отдав Судеты Германии, показал Сталину пример: как железный диктатор должен разговаривать с либералами.
— Чего ты хочешь? — как бы спрашивал Адольфа Иосиф.
— В первую очередь давай возьмем Польшу.
— Давай. А ты мне за это дай отхватить Прибалтику и Западную Украину.
Но тут Англия, почуяв эти угрозы, смело заявила, что не допустит по крайней мере захвата Польши, и еще раз предложила Сталину остаться на антифашистском фронте. Это был шанс сдержать приготовившегося к прыжку зверя, уже начавшего пожирать европейские страны — Австрию (операция «Отто»), Францию (без боя практически), затем Чехословакию (операция «Грюн»), Данию и Норвегию (операция «Везерюбунг») и, наконец, Польшу (операция «Вайсс»).
В этих условиях Черчилль, лучше всех понимавший ситуацию и видевший большевиков насквозь, с чисто английской иронией пытается объяснить, что для отпора германскому агрессору (он в этот момент был наиболее опасен) следует заключить союз «хоть с чертом».
Однако этот самый черт по имени Сталин отнюдь не собирался демонстрировать свой антигитлеризм. Сталину было на Англию плевать, на Францию чихать, а на Польшу, говоря по-русски, просто насрать. И потому он предпочел спасительному для всех принципу коллективной безопасности в Европе (его безуспешно пытался продвинуть здравомыслящий министр иностранных дел Максим Литвинов) братание с фашизмом. Инициатива этого братания исходила от Сталина. 3 мая 1939 года в подтверждение своей позиции Сталин убирает Литвинова с занимаемой должности и возводит на нее Молотова, который теперь будет выполнять миссию по подписанию акта о ненападении плюс так называемых секретных протоколов к нему в виде самого дорогостоящего дополнения: Литву — немцам, Эстонию, Латвию, Финляндию, Бессарабию — нам. Польшу — раскроить, разделать, как мясник разделывает кусок.
Таким образом, нацистская опасность и советская жадность сошлись во взаимном согласии, кому какая часть полагается. Два людоеда приступили к церемонии поглощения пищи.
Теперь сталинисты вешают нам лапшу на уши, крича, что пакт Молотова — Риббентропа дал возможность отодвинуть войну с Германией на пару лет и с помощью отсрочки укрепить оборону СССР.
Хорошо. Допустим. Но тогда как понимать фразу Сталина, брошенную в сердцах уже после войны: «Эх, с немцами мы были бы непобедимы!»
Он думал, что «обвел» Гитлера, — на самом деле Гитлер надул Сталина.
Ведь подписав «акт о ненападении», Сталин сделал Гитлеру самый прекрасный подарок — дал стратегическую возможность воевать не на два фронта. То, о чем Адольф мечтал, Иосиф преподнес ему на блюдечке с голубой каемочкой. Он повернулся задницей к будущим союзникам, которые пришли в шок от сталинского предательства, и обрел нового.
Диагностируя Гитлера как союзника в классовой борьбе с буржуазной Европой, Сталин обманулся по одной простой причине — он, будучи глубоко безнравственным человеком, поддержал безнравственность. Да, Чемберлен и Даладье тоже были не ахти какие ангелы, однако в своих странах они не поджигали парламент и не устраивали Хрустальную ночь или Ночь длинных ножей…
Да, Сталин метался. То он считал, что война неизбежна, и тотчас начинал убеждать всех, что воевать мы будем только «на территории противника», то забывал о своем шапкозакидательстве и окаменевал перед угрозой, как кролик перед змеей.
У него под носом стояла германская военная армада, а он твердил, что нельзя отвечать на провокации. Складывалось впечатление, что план «Барбаросса» эти двое составляли на пару.
«Нас пытаются стравить» — сия сталинская фраза, повторяемая в самый канун бойни с упорством идиота, дорого обошлась советскому народу. Рихард Зорге жизнью заплатил за предупреждение о грядущей войне, но Сталин счел эту информацию дезинформацией. Он никак не мог поверить, что агрессия дружка-Гитлера — реальность. За сутки до начала войны один из немецких коммунистов единолично перешел границу, чтобы передать родным советским коммунистам тайную весть о немецком вторжении на территорию СССР. Сталин приказал расстрелять перебежчика. Сказалась все та же болезнь: видеть в честном человеке врага.
Сталин был неадекватен. Возымевшему право расстреливать хорошо бы начать с себя. Но он обозвал провокатором патриота. Сам же — помогал немцам, абсолютно не понимая, что происходит.
В первой половине 41-го года немецкие самолеты-разведчики 324 раза нарушали границу с Советами. Были случаи, когда их моторы барахлили и немцы приземлялись на наши аэродромы вынужденно. Здесь наши техники (!) любезно ремонтировали их и отпускали в обратный полет с заполненными бензином баками. Идиллия, да и только!
14 июня 1941 года в центральных газетах советские люди прочитали «опровержение» (от лица ТАСС) слухов о грядущей войне с Германией, — а как не верить нашим газетам, которые назвали эти слухи «неуклюжей выдумкой».
14 июня…
Именно в этот день моя бабушка, Александра Даниловна Губанова, со своим четырехлетним внуком Мариком (это я) выехала на детский курорт в Анапу.
Поезд шел двое суток.
С 17 июня началась наша курортная жизнь. До начала организованной Гитлером и Сталиным бойни оставалось ровно пять дней.
Каким был Сталин полководцем, общеизвестно. Все сражения, которые он выиграл, отмечены печальной статистикой: семь погибших с нашей стороны на одного немца. «Человеческий материал» для Сталина никогда ничего не стоил. Дешевле человеческой жизни для этого богатея (183 миллиона граждан СССР перед войной) была разве что грязь под ногтями нищего.
«Лагерная пыль» — не образ, это в самом деле стертое в ничто
