показывать по очереди все образы форм предмета. А тут… извольте видеть.
Он потеснился, и мы получили возможность наблюдать в зеркальце поочерёдно сменяющиеся формы. Сотни образов, большая часть которых были оружием, но не обязательно. Некоторые мелькали совершенно срамные.
— У этого меча нет конечного количества форм, — скупо пояснил я.
Лаборант некоторое время моргал на меня глазами, потом выдал:
— Понял, ваша светлость. Извольте обождать, результат оформлю.
04. СУД ДА ДЕЛО
НО СНАЧАЛА СУД
Кузя вернулся на лацкан. Лаборант (он же, видимо, и эксперт?) выдал мне обширную бумагу с вензелями, листьями, разрисованной короной и несколькими печатями. Написано было всего много, аж глаза разбегались.
— Вы позволите, ваша светлость? — юрист принял у меня лист, пробежал глазами до нужных строк и… всякая тревожность исчезла с его лица. — Ну, теперь мы Салтыковых размажем, как маленький кусочек масла по хлебушку. Прошу за мной, Дмитрий Михайлович.
«А ты, Кузьма, принимай-ка вид, в котором в схроне Салтыковых лежал. А то затеят ещё предъявлять, что меч не тот. Не хочу сто раз по судам таскаться».
«Да, идея так себе», — согласился Кузя и лёг мне в руки простым двуручником.
Мы обошли здание и вошли с другого крыльца, парадного, поднялись по выстеленной ковром лестнице на второй этаж, повернули налево и попали в большой помещение, выделенное, насколько я мог судить, для ожидания.
— Прошу, — показал мне на высокие резные скамьи Талаев, — это наше место ожидания.
В противоположном углу зала толклась довольно большая толпа. Несколько охранников, пара поверенных, неуловимо похожих на Талаева, и трое мужчин, одетых дорого. Нет, очень дорого. Вот эти, должно быть, сами Салтыковы. Старший — глава клана, седоватый боярин лет под шестьдесят, крепкий, матёрый. По потенциалу — не магистр, но довольно сильный маг, единиц на двести с небольшим. Волчара, привык без спроса брать.
Дрогнет ли у меня совесть, если придётся его раздавить? Вообще нет. Он, паскуда, мой род до крайности довёл, внука инвалидом сделал и на нищенство обрёк. Не пожалею.
Салтыковы зыркали злобно, особенно на меч, но дальше взглядов дело не доходило. Подозреваю, тут и своя охрана водится, посильнее их родовой, и какая-нибудь блокировка стоит.
Высокие двери, украшенные обильным орнаментом из листьев, распахнулись, вышел маленький сухонький человечек, тщательным образом зачитал по бумажке имена и регалии участников заседания, убедился, что все здесь, строго спросил Талаева:
— Результаты экспертизы?
— Вот они, пожалуйста, — деловито вынул листок тот.
Служитель принял, кивнул:
— Ожидайте!
Через минуту он вышел снова и, задрав нос, попросил всех названных проследовать в зал суда. Проследовали.
Более всего в зале заседания привлекал внимание сам судья — дородный боярин в одеянии весьма старинного вида: обширном парчовом кафтане и высокой горлатной шапке. Традиция? Обращались в суде ко всем исключительно на «ты». Тоже, видать, традиция. Кузю водрузили на специальную подставку посреди комнаты.
Избавлю вас от нудного описания: как расселись, как вставали, произносили необходимые слова. Судья грузно облокотился о стол:
— Михаил Глебович! Отвечай: тот ли это меч, о котором вышел спор?
Салтыков насупленно поднялся:
— На вид — тот. Подержать бы.
Мне смешно стало: надеется подержать да не отдать, что ли?
— Можешь подержать, — разрешил судья.
Салтыков-старший подошёл к стойке, взял меч, и тут Кузя сказал:
— Господин судья! — Салтыков чуть не уронил его. — Могу я тоже высказаться?
— Слушаем тебя, — скучным голосом разрешил судья.
— Мне не вполне понятно: как боярин Салтыков собирается оценивать мою подлинность? За всю свою жизнь до этого он ни разу не видел меня лично и ни разу не держал в руках.
— Это всё?
— По данному пункту — да.
— Займи указанное тебе место.
Кузя вылетел из рук Салтыкова и улёгся на подставке. Боярин изо всех сил старался удержать лицо.
— Садись, Михаил, — велел судья. — Старшего кладовщика взяли? Или кого-то, кто сам меч видел?
— В коридоре ожидает, — выдавил Салтыков.
— Зови, — кивнул судья распорядителю.
Вызвали распорядителя, снова долго записывали про него в амбарных книгах, стращали клятвами и прочее. Наконец, дошло до дела:
— Гляди — тот ли это меч?
— Тот, — согласился кладовщик.
— Что скажешь, меч? — с лёгким оттенком любопытства спросил судья.
— Видел этого дядьку много раз, обыкновенный работник.
— Хорошо, — судья слегка качнул шапкой. — Из этих ещё кого знаешь?
— Лично видел только Ивана, сына боярского. Приходил пару раз на инспекцию, но на меня он внимания не обращал, да и я с ними не разговаривал.
— Отчего ж не разговаривал? — возможно, я ошибаюсь, но судье, кажется, просто интересно было поговорить с необычным мечом.
— А от того, что выполнял я волю Дмитрия Михалыча, первого Пожарского: «Родственникам служи. Чужим не давайся». А эти бояре какие князьям Пожарским родня? Отродясь такого не было.
— А как же ты в схроне у них оказался?
— Так по прямому приказу Ивана Александровича Пожарского. Как было его не послушать, когда Пожарские в заложниках? Ведь эти ироды жизни бы их решили, не постеснялись.
Адвокат Салтыковых подскочил:
— Ваша честь, я протестую! Артефакт запрограммирован на клевету!
— Протест отклонён, — скучно сказал судья. — Попротестуйте мне ещё, в коридоре ждать будете, — он тяжело откинулся назад и взял в руки бумагу, в которой я узнал заключение экспертизы. — Сегодня государево экспертно-магическое отделение освидетельствовало меч, являющийся предметом спора между родами бояр Салтыковых и князей Пожарских, и признала оный полностью разумным артефактом. Согласно «Указу о разумных артефактах» князя Рюрика от восемьсот семьдесят второго года, в случае споров об обладании разумным артефактом между двумя или
