отвел глаза с содроганием:
— Бретт, уберите эту тварь! Прошу вас! — В голосе учителя звучала мольба.
Гарри удивился, но послушно вынул платок и потянулся к пауку, взял его и спокойно держал в руке.
— Ах, благодарю вас, Бретт. — Тейлор сглотнул. — Я… ах… В наших кабинетах не должно быть таких… э-э-э… арахнид. Они распространяют болезни. Убейте его, пожалуйста, убейте.
Гарри замялся, потом раздавил паука между большим и указательным пальцем. Раздался едва слышный щелчок, отчего мальчик поморщился.
— Теперь избавьтесь от него.
Мгновение глаза Тейлора за пенсне в золотой оправе казались почти безумными.
— И никому не говорите об этом. Вы поняли? Можете идти, — сухо добавил он.
В доме Уилла суп на столе был консервированный, в нем плавали тяжелые водянистые овощи. Подавая его, Мюриэль извинялась:
— У меня не было времени готовить, простите. Конечно, теперь никто не помогает мне по хозяйству. Приходится самой стряпать, следить за детьми, продовольственными книжками, за всем.
Она откинула с лица выбившуюся прядь и с вызовом взглянула на Гарри. Дети Уилла и Мюриэль, худенький темноволосый девятилетний мальчик и маленькая шестилетняя девочка, с интересом наблюдали за ним.
— Должно быть, это нелегко, — серьезно ответил Гарри. — Но суп вкусный.
— Он восхитительный! — провозгласил малыш Рональд.
Его мать вздохнула. Гарри не понимал, зачем Мюриэль завела детей — вероятно, считала, что так нужно.
— Как работа? — спросил он кузена, чтобы нарушить тишину.
Уилл был сотрудником МИДа из отдела Ближнего Востока. Глаза его из-за толстых стекол очков глядели озабоченно.
— Могут быть проблемы в Персии, шах склоняется к Гитлеру. Как прошла твоя встреча? — спросил Уилл с преувеличенной небрежностью.
Несколько дней назад он позвонил Гарри и сказал, что какие-то люди связались с МИДом, поговорили с ним и пообещали связаться с Гарри, но сам не знал, о чем пойдет речь. По тому, как Уилл вел себя сейчас, Гарри догадался, что кузен понимает, кто были «эти люди». Он даже подумал: вдруг Уилл упомянул в своей конторе двоюродного брата, который учился в Руквуде и владеет испанским, а кто-нибудь передал информацию сотрудникам Джебба. Или где-то существует огромная система досье на граждан, с которой сверяются шпионы?
Гарри едва не выпалил, что они хотят отправить его в Мадрид, но вспомнил, что должен молчать.
— Похоже, у них есть для меня работа. Придется поехать за границу. Но дело секретное.
— Неосторожное слово может стоить жизни, — важно проговорила девочка.
— Сиди тихо, Прю, — оборвала ее Мюриэль. — Ешь суп.
Гарри утешительно улыбнулся малышке:
— Ничего опасного. Не как во Франции.
— Вы убили много немцев во Франции? — встрял Ронни.
Мюриэль со звоном положила ложку на тарелку:
— Я говорила тебе не задавать подобных вопросов.
— Нет, Ронни, — сказал Гарри. — А вот они убили много наших солдат.
— Мы ведь отплатим им за это? И за бомбы?
Мюриэль тяжело вздохнула. Уилл повернулся к сыну:
— Ронни, я говорил тебе, что встречался с Риббентропом?
— Вау! Ты видел его? Надо было его убить!
— Мы тогда еще не воевали, Ронни. Он был просто послом Германии. И всегда говорил не то, что надо. Брикендроп[2], так мы называли его.
— Какой он?
— Глупый. Его сын учился в Итоне. Однажды Риббентроп приехал навестить его в школу, остановился во дворе, поднял руку и закричал: «Хайль Гитлер!»
— Фу! — сказал Ронни. — Это не сошло бы ему в Руквуде. Я хочу поехать в Руквуд в следующем году. Вы знали об этом, дядя Гарри?
— Если мы сможем позволить себе плату, Ронни, тогда посмотрим.
— И если Руквуд уцелеет, — вдруг сказала Мюриэль. — Если его не реквизируют и не взорвут.
Гарри с Уиллом уставились на нее. Она вытерла рот платком и встала:
— Пойду принесу стейки. А то они засохнут, пока стоят под грилем. — Она взглянула на мужа. — Чем займемся вечером?
— В убежище не пойдем, если не завоют сирены, — ответил тот.
Мюриэль вышла из комнаты. Прю напряглась. Гарри заметил, как крепко девочка сжала медвежонка, сидевшего у нее на коленях. Уилл вздохнул:
— Когда начались налеты, мы стали спускаться в бомбоубежище после обеда. Но некоторые люди там… ну… они немного простоваты, и Мюриэль их не любит, да и вообще там неуютно. Прю пугается. Мы остаемся дома, пока не подаст голос Воющий Винни. — Он снова вздохнул и посмотрел через французское окно в сад позади дома: сумерки сгущались, переходя в ночь, вставала яркая полная луна. — Это луна бомбардировщиков. Ты иди, если хочешь.
— Ничего, — отозвался Гарри. — Я останусь с вами.
Деревня его дяди располагалась на пути бомбардировщиков от Ла-Манша к Лондону. Сирены часто включались, когда над ней пролетали самолеты, но у немцев была другая цель. Гарри ненавидел кружащийся рев Воющего Винни. Он напоминал ему звук пикирующих бомбардировщиков: когда он впервые приехал домой после Дюнкерка, то скрежетал зубами и сжимал кулаки, так что пальцы белели, пока не прекращался вой сирен.
— Если ночью будет налет, мы встанем и пойдем в убежище, — сказал Уилл. — Оно сразу за дорогой.
— Да, я видел.
— Это нелегко. Десять дней бомбежек страшно нас вымотали, и бог знает сколько еще это будет продолжаться. Мюриэль подумывает, не увезти ли детей в деревню.
Уилл встал и задернул плотные шторы. В кухне что-то разбилось, последовал сердитый крик.
— Пойду помогу Мюриэль, — сказал Уилл и поспешно вышел.
Сирены завыли в час ночи. Сначала в Вестминстере, потом захватили другие районы; стонущий рев рябью разносился по окраинам. Гарри очнулся от сна, в котором бежал по улицам Мадрида, перескакивал из бара в магазин, из магазина в бар, спрашивал, видел ли кто-нибудь его друга Берни, но говорил по-английски, а не по-испански, и никто не понимал его. Он подпрыгнул и мигом оделся — армейская наука. Голова работала ясно, никакой паники. Гарри удивился, почему во сне искал Берни, а не Сэнди. В десять звонили из МИДа, дали адрес в Суррее и попросили явиться туда завтра.
Гарри чуть приоткрыл штору. Темные человеческие фигуры в свете луны перебегали дорогу и прятались в укрытие. Огромный прожектор пронзал лучом небо, на сколько хватало глаз.
Спустившись, Гарри увидел, что свет в холле зажжен и там стоит Ронни, в пижаме и халате.
— Прю плачет, — сказал он. — Она не хочет идти.
Мальчик посмотрел на открытую дверь родительской спальни. Оттуда доносилось громкое испуганное всхлипывание ребенка.
Даже сейчас, при вое сирен, Гарри не хотелось вторгаться в спальню Уилла и Мюриэль, но он заставил себя войти. Они оба тоже были в халатах. Мюриэль сидела на постели, волосы накручены на бигуди. Она качала на руках плачущую дочь и утешительно сюсюкала. Гарри даже не думал, что она способна на такую мягкость. В опущенной руке малышка сжимала медвежонка. Уилл стоял и неуверенно смотрел на жену
