в семью? За это имею право отрастить пузо и на рыбалке с корешами здоровье убивать».
– Клевета, у меня нет пуза!
– И кубиков на животе тоже нет. А между тем ещё птеродактиль Валера парил над гладью Цемесской бухты, а на стоянке первобытного человека (там, кстати, сейчас молочный отдел продуктового рынка) уже кипела конкуренция за самого аппетитного жениха и невесту. С каменного века ведь ничего не поменялось: «Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает»21. Или, как говорят в интеллигентных кругах: «Сучка не захочет – кобель не вскочит». Ну вот, скажи, какая интеллигентная сучк… тфу, блин, какая интеллигентная девушка, тебя выберет, если у тебя даже несчастных кубиков нет? Согласна, ни у кого нет, но ты все равно пока что «товар уценённый» – раз тебе Ритка на шею не вешается. А вот Нагиеву бы повесилась. Чувствуешь разницу? Потому что Нагиев вкалывает над своим образом, как Папа Карло. А где твой образ? Давай, меняй свою жизнь, тогда и прояснение придёт – как с Риткой быть… Это, знаешь, как подходит пилот к командиру и говорит: «Товарищ полковник, у самолёта двигатель не заводится», – а тот ему и отвечает: «Не удивительно, сынок, ты же сегодня не брился». Понимаешь, о чем я?
– Маленькие вещи делают большие дела.
– Шаришь! Первым делом, я тебе так скажу: «С туманными мозгами еще ни к кому просветление не приходило». Я о твоём табачном увлечении. Возможно, ты уже сам заметил, что оно у тебя в наркоманию переросло. Ты стал никотиновый торчок, торчебасик, ханурик, макогон-насвайщик. А в Китае, между прочим, за наркотики публичный расстрел на стадионе, вот и думай. Прости, конечно, за откровенность, но, кроме меня, тебе никто такого не скажет.
– Ничего страшного, я люблю разговаривать с девчонками на откровенные темы.
– Тебе развиваться нужно, прогрессировать: и речь обогащать, и с туловищем поработать. Ты же всегда спорт любил, почему сейчас не занимаешься? Это же природой заложено: девушка видит крепкое телосложение – «Здоровое потомство! – выстреливает её подсознание. – Надо скорее брать, пока «конокрадки» не увели!». Она, бедная, даже задуматься не успевает, за неё всё делает тысячелетняя эволюция. Ну а если ты барабаны освоишь или электрогитару, то вообще «огненный жених» получится. Возможно, и Рита на тебя по-другому посмотрит, даже после твоих проделок.
– «На правое дело он поднял народы», – оторвавшись от сиденья торжественно затянул Фёдор. – «На труд и на подвиги нас вдохновил!»22, – разлетелось по безлюдной округе.
– Я тебе путь показала?
– Да, конечно, моя благодарность, как всегда, не имеет границ.
– Идущий осилит дорогу. Кроссовки имеются?
– Имеются.
– Тогда до встречи в антракте. Адьёсик, целую в носик.
– Спасибо, Оксан, – крикнул Фёдор велосипедистке, уезжающей в ночь по беговой дорожке.
Двукратный звонок ответил из темноты.
ЦЕМЗАВОД «МАКСИМ ГОРЬКИЙ»
01 февраля 2007 года
За городом вовсю дымил цементный завод имени буревестника революции Максима Горького. В начале девяностых, во времена бессовестного разграбления народного богатства, называемого «приватизацией», огромное предприятие оказалось в руках у новоявленного «барина» крестьянского происхождения, не имевшего на собственность никакого морального права.
Каждый кирпич этого ранее промышленного Атланта, хранил в себе добрую память о масштабных послевоенных стройках. Смерчем цементной пыли завод вдохнул новую жизнь в город, до основания разбомбленный фашисткой сволочью. Его цемент обрёл вечный покой на дне Урала, Волги, Дона, став бетонными опорами железнодорожных мостов. Расфасованный по бумажным мешкам, он, подобно почтовым письмам, разлетелся по гигантской стране, став частями плотин гидроэлектростанций, плитами перекрытий в новостройках и цветочными вазами в парковых аллеях.
Ныне рядом с высохшим фонтаном в зарослях ожины прятался от собирателей металла источенный ржавчиной каркас доски почёта. С её чёрно-белых фотографий, смеясь в лицо бедам, смотрели ударники производства, вкалывавшие в послевоенные годы без выходных. Увы, ушли в историю новороссийцы, писавшие на стенах вместо матерных слов: «Из пепла пожарищ и обломков развалин мы восстановим тебя, родной порт!». Ушли ребята, не боявшиеся работать руками: после дневной смены у станка расчищавшие улицы и поднимавшие любимый город из руин. Ушли в историю стахановцы, сменившие шинель на робу, отдав предприятию сорок лет жизни, взамен получив немыслимую ныне одну-единственную запись в трудовой книжке «о месте работы».
В скрипе деревянных, обитых поролоном кресел безлюдного актового зала угадывалась песня из советской киноленты 1956 года:
Я не хочу судьбу иную.
Мне ни на что не променять,
Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня23.
Сегодня же часть завода прекрасно подходила для игр в пейнтбол. За последние пятнадцать лет заброшенные здания обрели сквозные отверстия в крышах, битые окна и, конечно же, зияющие пустоты на месте покинувших этот мир медных кабелей и станков. Адское пламя турецких сталелитейных заводов стёрло с лица земли орудия токарно-фрезеровочного мастерства. Варварски срезанное государственное имущество ушло за копейки к потирающему руки черноморскому соседу, знающему, что делать с этим добром. Спустя непродолжительное время в виде незатейливых розеток, проводов и шпингалетов русский металл вернулся на Родину, но уже по цене в разы превосходящей лом.
Проходя по пустынному ангару бывшего ремонтного цеха в шуме ветра можно было услышать радостные возгласы митингующих, перевыполнивших производственный план Центрального комитета Коммунистической партии Советского союза – «пятилетку за четыре года». Если бы тогда, в 1974 году, кто-нибудь сказал какому-нибудь работяге, что их завод в 1992 году будет на треть разворован, продан на переплавку, а оставшаяся часть станет буржуйской собственностью, то, наверняка бы получил по зубам.
Тогда взятое у гор сырье служило его истинным хозяевам – гражданам Союза ССР. Из мергельного камня оно превращалось в здания школ, детских садов и растущих микрорайонов, страшно сказать, безвозмездно предоставляемых трудящимся социально ориентированным государством. Однако беспощадная постперестроечная эпоха исправила эту роковую «ошибку», безусловно, в рамках действующего законодательства, презентовав природные недра «господину», в один миг по воле приватизационного джинна превратившемуся в миллионера из колхозника.
Благодаря полезному знакомству и счастливому стечению обстоятельств, Фёдору удалось устроиться на предприятие специалистом по охране труда. Судьба оказалась благосклонна к молодому человеку, осыпав его часами свободного времени при той же зарплате, что и на прежнем рабочем месте. Как правило, после обеда начальник уезжал в город по самым, без всякого сомнения, неотложным делам, что было всем на руку.
В старом административном корпусе было одно неиспользуемое полуподвальное помещение, заставленное списанным барахлом и разобранной мебелью. Глядя на его неприметность, Фёдор не мог избавиться от одной захватывающей идеи, липнущей цементной пылью к чистым туфлям.
Подружившись
