в пустоту печально, явно задумавшись. На этот раз первым заговорил Бай:
— А тебе зачем деньги?
— Затем. Где живут эльфы, если верить сказкам?
— В холмах, где их оставила богиня-прародительница.
— Да, вот только это в сказках, а на деле — в землянках. В гнилых трущобах, которые не без претензий выделили людские короли. Такой позор! Мы — величайшая раса, наследием которой все остальные пользуются до сих пор: акведуками, канализационной системой, поэзией, чёрт подери… — мы вынуждены жить как отбросы. Но ничего. Я спасу нас. Выкуплю земли, построю свой собственный город на деньги, что мы найдём в гномских пещерах. Сделаю всё ради этого. Даже убью мифического дракона, что якобы охраняет сокровища. Меня ничто не остановит.
Бай как можно мягче, чтобы не обидеть, шепнул:
— Наивная.
— Да. Но я хотя бы этого не отрицаю.
Эльфийка повернулась набок, тихо шипя. Приподнялась, начала выдёргивать из суконной лежанки торчащую солому. Бай невольно залюбовался, скрытый пологом ночи. Амарилль была стройна, а исподнее её было тонко. Словно почувствовав взгляд, она повернула лицо в сторону тролля и спросила:
— Ты когда-нибудь влюблялся?
Бай благодарил судьбу, что эльфийка не видит его покрасневших ушей — кожа на лице слишком плотная для румянца, но вот на нежных ушных хрящиках — в самый раз.
— Зачем? У меня есть книги.
— Смешно. Ну так да или нет?
— Да. Много раз — в посетителей «Туманного острова». Особенно в тех, что не боялись со мной разговаривать.
— И что?
— И ничего.
Эльфийка выдохнула. Наконец-то закончила подчищать лежанку, расслабленно опустилась.
— Ты, наверное, считаешь, что не достоин любви из-за своей внешности? Но это такая мелочь, поверь мне, — сказала Амарилль, почесав красивую щёчку и шмыгнув точёным носиком. — Найти разумную троллиху — сродни чуду, поэтому не бойся предрассудков и подходи к тем, кто тебе нравится, даже если этот кто-то не тролль и не великан. Покори тем, чем покорил братьев и меня всего за один день. Добротой и рассудительностью. Ну, хотя бы первым.
— Так и буду делать, — равнодушно ответил Бай.
— И не подавайся в сарказм, это дело Филина.
— Меня ещё пугает, что я слишком… большой.
— Какая чушь! Я же уже сказала, что… — Амарилль осеклась. — А. В этом смысле. Ой, да каких только практик не бывает. С любыми размерами можно справиться.
Бай стыдливо отвернулся, словно эльфийка могла заметить набухший «размер».
— А ты влюблялась?
— Да. В сородичей, когда ещё жила в трущобах.
— И как?
Некоторое время эльфийка не отвечала.
— Волшебно. Но, к сожалению, недолго. Прекрасная дама ушла в разбой, собрав шайку из семи гномов, на меня ей стало наплевать. А первоклассного артиста-акробата, я бы сказала, что ярчайшего представителя нашей эльфийской культуры, поймали за воровством якобы волшебной лампы из королевской сокровищницы и тут же отрубили руки с головой. Лампа не спасла.
— Какой кошмар!
— Не надо сожалеть, это было давно и неправда.
— Всё равно. И любопытно, что все они были разбойниками.
— Ты опять хочешь вернуться к сказочным стереотипам? Повторяю: мы, эльфы, не разбойники от рождения. Вот, например, я. Хоть и скрываюсь с Филином и Дбалином от полиции церкви Трёхликого… Но это просто случайность! К тому же эльфов вынуждают обстоятельства, всё-таки человек отвёл нам для жизни грязные трущобы. Мне ещё повезло, что я родилась с даром и смогла спастись от нищенства, продавая услуги по магическому избавлению от геморроя.
— Тебе ведь нравятся только эльфы? — не выдержал Бай.
— Быстро ты меняешь темы. Нет. Вполне могу влюбиться в гнома, орка, какого-нибудь метиса и, — тролль не видел, но чувствовал, как Амарилль улыбается, — даже великана. Но не человека.
— Почему?
— Не переношу. Чисто по идеологическим причинам.
— Даже Филин не нравится?
С минуту эльфийка молчала, лишь посапывание животных нарушало тишину. Где-то вдалеке тихо скрипнула калитка, замяукал кот.
— Ты пытаешься кокетничать со мной? Нет, клоун этот мне не нравится. Как и я ему.
— Но он…
— Он играет, — перебила Амарилль. — Играет на публику. Я не раз оставалась с ним наедине. Поверь, когда не перед кем дурачиться, моя личность интересует его не больше, чем прошлогодний снег. В одиночестве он страшно похож на своего брата. Становится спокойным, рассудительным, а на переносице словно проявляются следы от очков. Тот же Дбалин, только с мышцами. Но давай уже спать. Завтра выезжаем рано. Честно, не ожидала, что староста с женой к нам по-доброму отнесутся, да чего уж там — что они хотя бы не выгонят меня взашей. Эти люди оказались не по-людски доброжелательными. И немного глупыми. Приятных снов.
— Приятных снов.
Однако уснуть у Бая не получалось. Что-то тревожило. Очнулся и Дестриэ, недовольно захрапел, сминая копытами сено. Разбудил Зорьку с тяжело замычавшей Катериной.
— А я кое-что знаю! — раздалось над головой.
Бай дёрнулся, Амарилль выругалась. От испуга ночь на мгновение побелела перед глазами.
— Ах, вредная девчонка! Зачем же так подкрадываться?
Эльфийка поднялась, шепнула заклинание. Крошечный, но достаточно яркий светлячок воспарил над её головой, мягко освещая сарай. Все, включая коров и Дестриэ, как по приказу, прищурились.
— Вау! — восхитилась, но, впрочем, тихо, маленькая маркиза. — Какой огонёк!
— Говори, что хочешь.
— Я кое-что знаю, — обернулась она к Баю. — Кое-что очень и очень страшное.
— Ну?
— Просто так не скажу!
Эльфийка фыркнула. Бай же, улыбаясь, решил играть по правилам:
— А за что скажешь?
— За джем в твоей сумке.
— Так ты ещё лазила по нашим вещам, воровка? — спросила Амарилль.
Маленькая маркиза скрестила руки на груди.
— Никакая я не воровка! Просто приходила на коняшку поглядеть. Горшочек сам из сумки выпал… И потом сам развязался. Но я его завязала обратно.
— Какая заботливая воровка.
— Сама воровка! Я видела, как ты стянула бусики-горошинки, что мама под кроватью прячет.
На этот раз эльфийка приняла защитную позу, скрестив руки на груди. Даже в слабом свете было видно, как она покраснела. Открыла рот, собираясь оправдаться, но, к неожиданности всех, захохотала, разбудив прочую живность сарая. Бай к тому моменту уже достал горшочек с джемом, купленным у гнома, протянул, сильно нагнувшись, девочке.
— А бусики-горошинки?
Всё ещё смеющаяся эльфийка вытащила их из-под неудобной лежанки. Отдала.
— Говори уж, дьяволица, что ты там такого знаешь.
— А и скажу. Папа разговаривал с мамой и назвал тебя грязнущей эльфийской воровкой, а тебя — страшненьким людоедом.
— Не удивила, — улыбаясь, сказала эльфийка.
— А ещё вспомнил, что в книжке какого-то Ибсена морды тех дядь, что в доме сидят, описываются как морды гнусных разбойников. После чего притворился, что в баню пошёл. Но я-то знаю, что папа побежал к хозяину, чтобы вас сдать. И знаю я
