детские: зелёные, круглые, как блюдца». Когда Евгения прибыла по распоряжению командования служить в первое отделение зенитчиц, сослуживицы были восхищены её красотой, сравнивали её с русалкой; говорили, что с неё скульптуру можно лепить. Даже суровый старшина Васков подумал про неё: «…ох, хороша девка, не приведи бог влюбиться, хороша!»
Во время операции по поимке немецких диверсантов, двигавшихся по лесу к Кировской железной дороге с целью её взорвать, Евгения Комелькова проявила настоящий героизм. Она спасла старшину Васкова, который вступил в рукопашную схватку с врагом. Девушка два раза ударила врага прикладом винтовки по голове, тогда старшина вырвал у фашиста нож и ударил того в сердце. После этого Женю тошнило, «выворачивало, и она, всхлипывая, всё кого-то звала — маму, что ли». Старшина дал ей поплакать, а потом сказал: «Попереживала, и будет. Тут одно понять надо: не люди это… не звери даже — фашисты». Когда Рита Осянина была ранена в живот и Васков собрался бинтовать её рану, Женя схватила автомат и кинулась прочь. Она стреляла очередями, уходя в лес, уводя за собой фашистов от Риты. Женю ранили в бок, она могла бы затаиться, а потом уйти, но она продолжала стрелять. Силы вместе с кровью уходили, и девушка стреляла уже лёжа. Диверсанты добили её в упор. Свой последний бой Женя Комелькова вела, чтобы увести врагов от раненой подруги.
— Я так и знал.
Не дай бог проверить, способна ли на такое Нино.
— А у тебя кто любимый герой из фильма «Они сражались за Родину»?
— У меня там три любимых сцены. Первая — это там, где замученный Сашка тащит своё тяжеленное противотанковое ружье, штаны у него на заднице рваные, жажда, отступают, и всё равно ничто не способно его остановить. Понимаешь, всё плохо — и всё равно не остановить. В этом вся суть нашей армии, которая у нас всегда была плоть от плоти народной. Вторая — там, где Лопахин говорит Сашке перед лицом надвигающихся танков: «А ну, Сашка, подтяни штаны, держись. Как у тебя настрой? Ничего? Это хорошо! Главное в нашей вредной профессии — это чтобы настрой не падал!» А третья — это когда они прощаются с последним офицером своего полка, лейтенантом. Никаких слов тут не нужно.
— Витя, обещаю впредь быть очень серьёзной.
— И ещё. Если здесь что-то случится, то за тебя будут бороться. Никогда нельзя терять веру. Родина тебя помнит и не бросит. Нельзя впадать в отчаяние и уныние. ГРУ никогда своих не бросает. Также знай, что ГРУ не прощает предателей. Для ГРУ принципиально, чтобы предатель не помер своей смертью, даже если ему под сто лет уже. ГРУ всё равно найдёт и уничтожит. Надеюсь, ты уже поняла методы нашего с тобой управления.
И такая есть задача у нелегального резидента в военной разведке. В армии никто не отменял показуху (к великому сожалению), это известно, но и политработу тоже никто не отменял, хотя там переименовали вроде бы её в воспитательную работу или что-то подобное, точно не знаю. Плевать, как это называть, но суть всё та же — она очень нужна! Кто бы мог подумать, что я с этим когда-то соглашусь?! Хорошо, что меня не слышат мои дружки — офицеры нашего батальона в бригаде, да и в полку в Венгрии тоже.
Несколько минут политработы — и совершенно неуместный шутливый тон уничтожен. Серьёзно вроде бы отнеслась. Или шутливый тон был у неё наигранным, защитным?
Не знаю. Надеюсь, сейчас уже не играет. Хотя её не поймёшь толком. Но я ей верил, доверял и вообще считал Нино очень хорошим человеком.
Именно я посчитал нужным поступление Нино на военную службу и присвоение ей воинского звания.
Была ли в этом практическая надобность?
Уже сейчас под моим непосредственным руководством на территории противника действует маленькая, но эффективная агентурная группа. В перспективе она должна стать больше. Очень на это надеюсь. А если со мной что-то… Может быть и такое, к сожалению. Кроме Нино, никто не сможет меня заменить. А если и смогут, то сделать это будет очень тяжело.
Именно я подобрал, обучил и воспитал Нино как разведчика. Я ей доверился, рискнул, мне и отвечать. Фактически это было моё решение, а руководство ГРУ меня поддержало. Мне доверяют. Продолжу воспитывать настоящего офицера. Кстати, даже интересно.
Это был с моей стороны огромный риск в своё время. Безрассудный?
Мне лично не приходилось общаться с перебежчиками. Но один из преподавателей «консерватории» в Подмосковье меня очень твёрдо заверил, основываясь на многочисленных ему известных примерах и соответствующих научных исследованиях, а также зная мнение своих коллег по разведке (практиков), совершенно определённо сказал, что обоснования перебежчиков политическими или даже мировоззренческими мотивами — это ложь. Расследования и научные исследования случаев предательства показали, что мотивами были такие человеческие пороки, как жадность, злоупотребление спиртным, жажда к аномальному сексуальному разнообразию, азартные увлечения, зависть к более успешным сослуживцам, слишком высокая самооценка и недовольство командованием. Таким образом, в основе предательства всегда были не мировоззренческие или духовные основания, а низменные мотивы и пороки.
Попадая из советской действительности, ментальности и пропаганды в капиталистическую страну, непросто было всем, но особенно тем, кто в глубине души мечтал о свободах во всех смыслах и не справлялся с собой.
В нашей с Нино ситуации полученные мною в Подмосковье знания уже были неактуальны. Потому что и в России всё стало по-другому и даже хуже: жадность часто превращается в алчность, половая неразборчивость и полный разврат становятся чуть ли не нормой жизни, мораль и нравственность часто заменяются «баблом».
Поэтому какой у Нино может быть мотив предательства? Только деньги. Но она уже знает, что их можно получить только взамен на то, что ей всю свою сознательную жизнь придётся прятаться, бояться каждого шороха, трястись за своего ребёнка и, возможно, будущих детей. Я считал, что Нино никогда на это не пойдёт, поэтому раскрылся перед ней и сообщил своему руководству. После этого моему командованию уже просто было принимать решение о поступлении Нино на военную службу — они считали, что так лучше для моей безопасности.
И ещё одно. Возможно, самое важное. Нино — человек с определёнными идеалами, определённым стрежнем внутри, с чувством долга, и у неё точно есть совесть.
— Нино, сейчас ты прочтёшь вслух небольшой текст.
— Что?
— Читай. Это текст военной присяги. Ты обязательно должна его прочитать, потом распишешься за то, что его изучила. Объясняю. Вот именно это не военная бюрократия и вовсе не формальность. Под этим текстом ты поставишь
