что я сказал: «какая ты красивая».
– Нам было лет двенадцать. На ней было точно такое же платье, но ты сказал это мне. Ее это и задело, – улыбнулась Карина, вспоминая и платье, и слезы, и реакцию родителей.
– На ней это платье сидело, как кукла на чайнике. Правда, потом Мари похудела. Она эффектная барышня, но пустышка. У нее одни темы для разговоров: прикид, деньги, клуб. Откуда в ней столько желчи? Я сам не идеален, но от юношеской неотразимости, важности избавился давно, а она так и живет с девизом: «Чтобы такого сделать плохого?» Ревнивая, злобная и ленивая.
– Она и сейчас такая. Работа – не бей лежачего, фитнес, салон, диета. По вечерам клуб. Хочет хорошо выглядеть и выйти замуж за состоятельного, умного и симпатичного мужчину. Три в одном. Ты знаешь, три недели, проведенные с Ильей и Степаном, убедили меня в том, что в семье могут быть совсем другие отношения. Родители не делят детей, а дети, как нестранно, живут дружно. За три недели я ни разу не слышала, ни недовольства кого-то к кому-то, ни колкостей, ни высокомерия, – говорила Карина. – Между мной и Мариной тоже бывают моменты гармонии, но это только моменты, и только тогда, когда она этого хочет сама. Расскажи, как твои дела? Есть девушка?
– И есть, и нет. Девушки у меня пока ходят в друзьях. Ничего серьезного. Тем, которые мне нравятся – я неинтересен, а те, которые неровно дышат ко мне – я воспринимаю, как друзей. Уеду в Питер, возможно, там найду такую, как ты, – говорил Антон, чуть улыбнувшись. – Карина, ты бы поговорила с Женькой. Я не из мужской солидарности прошу тебя. Во-первых, ты его любишь и скучаешь. Во-вторых, вспомни, как все было, пока в ваши с ним отношения не влезла Марина. В-третьих, зная свою сестру, ты ведь уверена, что спектакль был рассчитан на твою реакцию. Возрази мне, если я не прав.
– Я поговорю с ним, Антон. Приеду и поговорю, если ему нужен этот разговор. Обещаю. Ты решил пойти по стопам отца?
– Рискну. Пройду интернатуру при госпитале в Питере, попробую себя в академии. Может из меня и выйдет толк. Ты завтра с отцом идешь на экскурсию?
– Мне бы этого очень хотелось. Я так привыкла к папиной больнице, что даже не представляю, как может быть в другой.
Через три дня Карина вернулась домой. Первое, что она сделала, позвонила Евгению, но его телефон не отвечал. Ильина набрала номер Дмитрия Фомина, друга и однокурсника ее и Женьки.
– Мить, ты не знаешь, где Плетнев? – спросила она без приветствия.
– И тебе, Ильина, здравствуйте! У меня к тебе дело и я минут через тридцать подъеду, – ответил Дмитрий.
Фомин приехал через полчаса.
– Анатолий Викторович говорил, что ты уехала отдыхать. Как отдохнула? – спросил он с порога.
– Мить, давай без иронии. Я понимаю, что Женька твой друг, но я тоже тебе не чужая тетя. Нам с тобой еще работать вместе. Он сам ушел извинившись. Я, во всей этой истории, своей вины не вижу. В клуб не пошла? Так и он мог не ходить. Отправился домой, но заблудился и оказался не только в квартире моей сестры, но и в ее постели. Мы не ссорились. Я отменила свадьбу. До отъезда была неделю дома, – говорила обижено Карина. – А ездила я к дяде в Подмосковье и к папиным друзьям в Москву.
– Я тебя не упрекаю. Мне вас, дураков, жалко. Держи, он письмо для тебя оставил, – сказал Дмитрий, протягивая ей конверт.
«Карина, сказать обо всем, после того, что я устроил, у меня не хватит духу. Не потому, что я трус, а потому, что моим словам противоречат поступки. Я тебя очень люблю. Жить в одном городе и не видеть тебя – это пытка. Я принял решение уехать. Это лучший вариант в сложившейся для меня ситуации. Помнишь, я тебе рассказывал о предложении? Я отказался, а теперь согласился. Возможно, я поторопился, и надо было дождаться тебя. Теперь я уже струсил, но у меня остается надежда на твое прощение. Прости. Сумеешь простить и забыть все – позвони, а нет – забудь и будь счастлива. Женька» – прочитала Карина и, складывая лист, спросила:
– И где он сейчас?
– В столице. Он уехал через неделю после вручения диплома. Очень ждал, что ты появишься на банкете. Ты не простила его? Почему твой отец не сказал где ты? Вы могли бы встретиться там. Позвонишь ему? – засыпал ее вопросами Дмитрий.
– Нет! Пусть устраивается. Звонить, Митя, значит сорвать его с места. Здесь его для него нет, и там потеряет и место, и доверие. Наше детство кончилось. Надо рассуждать здраво. Прощают, Митя, виноватых, а он пленник моей сестры. Его пожалеть надо. На этот раз, его порядочность обошлась ему боком. Я позвоню ему, но позже, чтобы не было соблазна все бросить. Понимаешь? Кофе будешь? – говорила Карина, жалея о том, что как минимум год не увидит Плетнева.
За кофе Дмитрий рассказал о банкете, о последних новостях из жизни сокурсников. Поговорили и о предстоящей интернатуре, которую будут проходить вместе с первого августа.
Двенадцатое августа выпало на среду. Звонок домофона она услышала в семь утра. Курьер принес букет и торт. Букет был из двадцати трех белых роз. Не найдя карточки, Карина догадалась от кого подарок. Только Женька знал, какой цвет роз ей больше всего нравится. Звонить в Москву было рано. Через полчаса приехал отец и мама. Мама осталась поздравлять младшую дочь, а отец поднялся поздравить старшую.
– Пап, приезжайте после работы. Я приготовлю то, что вы любите. Мои гости будут к пяти, вы с ними знакомы. Женька букет прислал, – говорила она отцу, принимая от него букет и конверт. – Мама у Марины и ко мне не поднимется? Подвезешь меня на работу?
Ужин прошел в теплой компании. Три подруги и два друга дочери не смущали родителей, а те их. Они были знакомы лет пять.
– Карина, может, ты уже помиришься с Мариной? – спросила мама, прощаясь вечером.
– Мам, я с ней не ссорилась. Она никогда не нуждалась в моем обществе. Если придет – я ее не выставлю, но сама к ней не пойду. Извини, – ответила Карина. – У нее был прекрасный повод и ни один, только ей это не нужно.
Марина не пришла ни в этот день, ни в следующий. Выдержка продлилась полгода. Она поздравила сестру с Новым 2010 годом, извинившись между делом.
– Ты, Карина, ненормальная. Что ты зациклилась на своем
