мужем, и дети.
Когда она вернулась, то уверенно сказала:
— Вы — Димитра из Янины… Проходите, но только не задерживайте его надолго.
Под большим впечатлением что нас узнали, мы поднялись по ступенькам, и как только я увидела его улыбку, то сразу вспомнила тот яркий сон! Он был в точности такой, и когда я очнулась, то в растерянности начала говорить, что мы приехали взять благословение, при этом будучи уверенной внутри себя, что перед нами святой, и что он знает всё.
Когда подошел мой старший сын, то он спросил его: «Это ты — Константин?» Он обнял его, поцеловал, и перекрестив, сказал: «Всё у тебя в жизни будет в порядке». Второй мой сын сам сказал ему: «Я — Антоний!» Старец его тоже обнял, поцеловал, и перекрестив, сказал: «Будь здоров, буду молиться за тебя». Когда же подошел мой третий сын, которому было всего шесть лет, он спросил его:
— А тебя как зовут?
— Христо… — ответил тот.
— Ну-ка, скажи, Христо, для чего ты пришел ко мне?
— Пришел, чтобы поцеловать твою руку.
Тогда Старец сделал нечто странное. Хотя у него были перебинтованы руки, он потянул и снял с Христо одежду, и потом начал будто что-то искать, или гладить Христо по животу, по груди, и по спине. Потом обеими руками достаточно долго гладил его по головке, и в конце концов поцеловав его, сказал: «Ну всё, давай, Христо, моя молитва с тобой». Я переживала, что с сыном что-то не так. А когда подошла попрощаться, то он сказал:
— Твой старший сын Константин однажды очень сильно тебя огорчит, но потом принесет тебе и великую радость.
— Что случится, Старче?
— Увидишь, со временем.
Потом он повернулся к мужу, который как раз подошел взять благословение на прощание: «Георгий, у тебя хорошая семья. Береги их, как можешь».
Ответы
1. Когда мы подъезжали к курорту Камена-Вурла, то решили остановиться около какого-нибудь магазина на трассе чтобы перекусить. Младший сын побежал вперед всех, потому что хотел в туалет. Он не заметил, что входная дверь была полностью стеклянная и врезался в нее со всего маху, разбив вдребезги. Я подбежала к нему и обняла. Осмотрела его всего, и не нашла ни одной царапины. Заведующий очень испугался, и не принял плату за ущерб. Мы тотчас вспомнили Старца: как он гладил тело ребенка, и благословил его, оберегая от предстоящей опасности.
Вообще, этот мой сын был невнимательным. Помню один случай, через несколько лет, как однажды он взял у друга велосипед, и покатился без тормозов по большому спуску. Он врезался на скорости в два припаркованных автомобиля, перелетел их сверху, и стоя приземлился впереди них, как ни в чем не бывало! Никто не мог бы этого объяснить простой логикой. И в другой раз Старец еще раз защитил его от серьезной опасности… Те самые поглаживания Старца словно щит защищали его тело.
2. Я всё думала о загадочных словах Старца про моего старшего сына Константина и недоумевала: «Как так — всё у него будет в жизни хорошо, но когда-то он меня сильно огорчит?»
Однажды, семь лет спустя после той нашей встречи в Милеси, мой старший сын сообщил мне по телефону, что оставил нам дома записку, и сразу положил трубку. Когда я ее прочитала, то земля ушла у меня из под ног: ему было всего восемнадцать лет, а он уехал чтобы стать монахом. Мы-то хотели, чтобы он сначала выучился, повзрослел, а уж потом выбирал жизненный путь. Но через восемь лет, когда он стал диаконом, я любовалась на него и радовалась великой радостью. Пророчество Старца про большое огорчение, но и про большую радость, которую принесет мне сын — через пятнадцать лет исполнилось.
5. «Вижу один древний, очень древний монастырь». Свидетельство г-на Дионисия Сиока, адвоката, г. Катерини
Однажды в 1987 г., в воскресенье, группа моих сокурсников с факультета Гражданского Права, посетила Старца Порфирия. Когда они подъехали, из кельи Старца выходил некий иеромонах, и когда вошли, то Старец спросил их: «Вы заметили выходившего священника? Он не ступал по земле!» Это был блаженной памяти о. Евмений Саридакис, сокровенный святой[13].
Между о. Евмением и старцем Порфирием установилось беспредельное взаимоуважение и любовь. Каждый отзывался о другом наилучшим образом.
Однажды мой сокурсник, Афанасий Маргарис (ныне священник в г. Лемесос), собирался отвезти Старцу в Милеси икону Киккскую Божией Матери, которую попросил сам Старец, и я отправился вместе с ним. Старец спросил у меня имена членов моей семьи. Я начал их медленно перечислять, а он каждого из них как бы «взвешивал». Когда я произнес имя одного из брать ев, то он остановил меня и спросил:
— Один из вас слишком легко расстраивается.
— Да, Старец, это как раз вот этот мой брат…
— Вижу один монастырь, слева от Национальной трассы, на подъеме… около г. Катерины. Какой это?
— Это св. Дионисия Олимпийского…
— Нет-нет… — этот, про который я тебе говорю, древний, очень древний монастырь…
Я немного поразмыслил, и промолчал, ничего не припомнив. Во всяком случае, там нет никакого другого древнего монастыря. Скорее всего, Старец, по великой своей благодати, «видел» некий монастырь, скрытый теперь под землей, нам уже неизвестный.
6. «Это от лукавого». Свидетельство г-жи Хрисулы Пегии, издательницы, г. Фессалоники
У моего брата двадцать дней подряд не опускаясь держалась высокая температура. Одна игуменья посоветовала мне поехать в Афины к благодатному и всем уже тогда известному старцу Порфирию.
Хотя мне не было тогда еще девятнадцати лет, я сама прилетела на самолете в столицу. Когда я уже собиралась сесть на автобус до Милеси, мне сообщили, что он только что ушел. Но в конце концов, поскольку собралось множество народа, желающего поехать к Старцу, то пустили еще один автобус вне расписания, и мы поехали. По прибытии я увидела там много народа, ожидающего очереди к Старцу. Вскоре вышла одна монахиня и сказала, что всем придется уходить, так как Старец никого не сможет принять. Народ начал удаляться, а я, сильно расстроенная, отошла в сторонку и стала плакать. Скоро ко мне подошла монахиня и спросила: «Ты Хрисула? Давай, тебя зовет Старец. Только тебя пустит.»
Как только я вошла в келью, он сказал: «Проходи, проходи… Почему ты плачешь, детка? — Плачешь о брате твоем, о Фоме, который болеет и температурит? Это от лукавого… Вот, сейчас я его перекрещу, и вот, он уже выздоровел. Больше не будет болеть. Не волнуйся». И он поднял