и своим, российским, гражданином. В полицейской фототеке бесследно исчезнувших за последние годы мужчин, совпадений с его лицом компьютер не выявил. Но времени прошло немного и надеялись, что со временем в криминальной среде всплывут пропавшие документы. Кто-то где-то обязательно попробует что-нибудь незаконно получить по паспорту Старика. Или попадётся при попытке бесплатно прокатиться на электричке по его социальной карте. У мошенников на применение чужих документов отлажено множество схем. Должен засветиться и телефон. Да и без родственников людей редко встретишь, рано или поздно кто-нибудь обратится с заявлением в органы.
НЕЗРИМОЙ ТЕНЬЮ РЯДОМ С КАРАВАДЖО
«Кодла» великовозрастных пацанов, не брезговавших грабежом подвыпивших пассажиров, приметила крепко спящего седого старика. Они подсели к нему, дождались, когда вагон опустеет, и обчистили спящего.
А ОН продолжал оставаться во сне в мастерской Художника, занимая место Христа в той композиции, которую готовил Караваджо для будущей картины. Обирание его поездными воришками совпало с действиями Караваджо и натурщиков, приглашённых им в качестве моделей для образов апостола Иоанна, поддерживающего тело покойника под мышки, и старца Никодима, подхватывающего тело под колени. Художник искал оптимальное решение для расположения фигуры Христа на полотне. Лазание шпаны по его карманам, ОН ощущал во сне как манипуляции художника и натурщиков с его телом.
Какое-то время, пока им занимались полиция и врачи, его сновидение иногда прерывалось, застилалось серо-чёрной пеленой, из-за которой доносились какие-то глухие звуки, неразборчивые голоса, шумы, гудение. ОН слышал их как бы из-за стены или из-под земли. Но беспокойства не испытывал. Потом и шум, и видения исчезали вовсе. По времени это совпало с помещением Старика в реанимацию и попытками врачей вернуть его к жизни, в том числе разного рода инъекциями. Для него они закончились погружением в полный мрак. У него возникло физическое ощущение мягкой бархатистости Тьмы, порождающей что-то вроде благостности, постепенно заполняющей душу. Тревожность, которую он вынес из выставочного зала, и которая не оставляла его подсознание до сих пор, теперь рассасывалась и поглощалась Тьмой. Он почувствовал неожиданную ясность мысли.
В последние годы он не раз размышлял о природе жизни и сущности смерти, интересовался освещением этих тем в литературе. Буддистская традиция его не особенно увлекла, но она была простой и ее концепцию Нирваны он трактовал по-своему.
— Не Нирвана ли спустилась на меня — эта мягкая, расслабляющая, убаюкивающая Тьма? — подумалось вдруг ему. — Нирвана — недостижимая грёза живого человека. Ни забот, ни страданий, ни добра, ни зла.
Но свойственное ему при жизни критическое или, по меньшей мере, скептическое отношение к разного рода мистике, неотеологическим построениям и эзотерическим учениям, и способность подшучивать над собой, не оставило его и во сне.
— Разбежался, брат, с Нирваной, — осадил ОН себя. — Темнота всегда рождает тревогу. Нирване, как абсолютной безмятежности, не по пути с тревогой. Кроме того, достигший Нирваны не может отдавать себе отчёта в том, что он в Нирване. Нирвана — это полное отрешение от мыслей. А это возможно, только если мозг мёртв. В живом теле мозг не может не мыслить. Отдающий отчёт — мыслит. Пока человек мыслит, он не может быть избавлен от тревог, забот, страданий, как ни старайся. Нирвана и жизнь несовместимы. Нирвана нисходит только к мёртвому. И рассыпается вместе с ним на частицы праха земного, и уносится во вселенский круговорот. А ты мыслишь, значит — жив.
Такие псевдологические мимолётные рассуждения по разным поводам были характерны для него в его реальной жизни. Оправдывая перед самим собой своё одиночество, затворничество, тем, что его внутренний мир вполне самодостаточен, чтобы не нуждаться в соприкосновении с мирами других людей, ОН упражнялся в такого рода софизмах, сидя перед мольбертом.
Мрак как пришёл, так и рассеялся — внезапно. Тревожность его оставила. Вновь вернулась лента сновидений с его присутствием незримой тенью рядом с Живописцем. Некогда прочитанные им, подчас противоречивые, истории жизни и творчества Караваджо разных авторов осели в закоулках памяти и теперь просачивались в сон сменяющими друг друга картинами и сценками.
Вот высветилась одна из мастерских Художника в самый интенсивный и плодотворный период его творчества в первое пятилетие 17 века. Три разновеликих мольберта, на которых стояли полотна большого формата в разной степени готовности, свидетельствовали о том, что Художник работал сразу над несколькими картинами. Одни были только начаты, другие находились в стадии завершения, третьи подлежали, видимо, переделке или переписыванию.
Тематика была преимущественно религиозная. Художник явно не испытывал недостатка в заказах от римских церквей на иллюстрацию событий библейской истории.
Спящий знал об огромном спросе в Риме на художественные произведения — живопись и скульптуру — в начале 17 века, знал, с чем это было связано. Память листала во сне страницы истории Рима того периода. Как раз тогда не самые святые римские папы Секст Четвёртый и Климент Восьмой развернули активную строительную деятельность. Рим, по словам исследователей, "вырвался из архитектурного безвременья" предшествующего периода, обновился множеством новых церквей и дворцов. Все они требовали украшения. Заказы художникам и скульпторам сыпались со всех сторон и от церквей, и от знати. Караваджо тоже получал хорошие заказы, в том числе благодаря покровительству, которое ему оказывал кардинал Франческо дель Монте.
Наблюдаемые Спящим во сне сцены однозначно свидетельствовали о колоссальном трудолюбии Художника. Не щадил он и своих помощников, и учеников: Бартоломео Манфреди, Марио де Фьори, Спада, с которыми работал с 1601 года. Им поручалось исполнение в основном чисто технических, но трудоёмких и затратных по времени операций. Результатом становилось невероятно быстрое выполнение Художником заказов, причём одновременно нескольких сразу.
В сменяющих друг друга сновидениях всплывали сцены приёмки заказчиками завершённых картин. Эти сюжеты появлялись не раз, что являлось следствием его сопереживания Художнику ещё в то время, когда ОН читал о трудностях, с которыми сталкивался Караваджо при сдаче картин заказчикам от церквей. И подсознание где-то в своих недрах закрепило этот нюанс мыслительной процедуры — сочувствие Художнику и наяву, и во сне.
Вот завершена картина «Положение во гроб». Ученики бегут известить об этом заказчиков — священников церкви. Не сразу, а лишь через несколько дней, они являются без предупреждения.
— Мир дому твоему, сын мой, Микеле! Примешь ли рабов божьих взглянуть на творения рук твоих во славу Господа нашего о событиях священных и божественных? — снисходительно обращается к художнику старший из церковнослужителей.
Караваджо и его ученики стаскивают со своих курчавых шевелюр головные уборы, вытирают об одежду руки, подходят к священникам.
— Ваше преосвященство, благословите! — восклицает Художник и, преклонив левое колено перед святым отцом, целует священное кольцо
