позволив розовому соску выскочить на свободу.
— И никто не тронет тебя, — поклялся я, и голос у меня стал хриплым. — Никогда.
На мгновение я подумал, что она может сказать мне, чтобы я снова пошел на хрен. Но после напряженного момента, когда мы смотрели друг на друга, от темных глаз до голубых, она вздохнула и медленно стянула с себя остатки лифчика, уронив его на мои оксфорды Salvatore Ferragamo.
Вызов принят.
Возможно, я никогда не стану ее рыцарем в сияющих доспехах, да я никогда им и не был, но мог хоть на мгновение забрать часть уродства из ее мира и в то же время успокоить зверя внутри себя, который умолял попробовать ее на вкус.
Весь Гидеон Кейн являлся беспроигрышным вариантом.
Я провел рукой по ее животу и обхватил грудь.
Она закрыла глаза и прильнула к моей груди. Я ущипнул и покрутил ее сосок, как когда-то, я знал, что ей это нравится.
Она застонала. Громко.
— Я заставлю тебя кончить, — пробормотал я ей на ухо. — Потом я отвезу тебя домой, и ты немного поспишь. А потом мы поговорим.
Она открыла рот, чтобы возразить, но я сильнее сжал ее сосок, заставив ее вскрикнуть от удовольствия и изысканной боли.
— Кончить. Поспать. Поговорить. Никаких споров, мисс Вон.
Другой рукой я задрал ее юбку и снова нащупал стринги, бесцеремонно отпихнув их в сторону, чтобы найти ее мокрую киску. Блядь. Я провел двумя пальцами по ее лепесткам, заставив ее застонать, в то время как ее бедра уперлись в мой стояк.
— Черт, Гидеон, ты играешь нечестно.
— Не-а. — Я лизнул ее горло, позволяя ей оседлать один палец.
— Но… — Ее дыхание участилось. — У меня… Мне надо… дела… черт.
Дела? Я снова держал ее на руках, а эта женщина думала о работе?
О, я покажу ей работу.
Она даже не представляла, с каким мужчиной она сейчас имеет дело.
Никакой, блядь. Разгадка.
Гидеон Кейн из ее воспоминаний давно умер, а на его месте была оболочка человека, полная сожаления и тьмы. Она никогда не поймет того, что я сделал. То, за что я себя ненавидел. То, что я готов был делать снова, снова и снова, тысячу раз, чтобы спасти ее душу за счет своей собственной.
— Гидеон… Это был едва слышный шепот, словно она на мгновение забыла о своем гневе, вырвав меня из настоящего момента и ударив воспоминаниями по нутру. Моя голова закружилась.
Нет.
Я боролся, пытаясь вернуть контроль над собой, захлопнуть железный занавес над своей душой. Ее бедра соблазнительно покачивались, и я добавил второй палец, стал таранить сильнее, переместился к другой груди и уделил соску не меньшее внимание, щипая и перекатывая его. Я ничего не говорил. Двигался напористее.
Добавил третий палец. Я стал быстрее перекатывать ее соски, натягивая и щипая их.
Ласкал ее шею неистово, чтобы оставить след. Она стонала и сильно раскачивалась на моей руке, ее запах наполнял воздух и заставлял мой рот наполняться слюной. Я чувствовал, как нарастает ее оргазм. Нарастает. Нарастает.
Даже когда я чувствовал, как все внутри моей груди стремится выйти из-под контроля.
Контроль. Потребность в этом преследовала меня по пятам.
Я отстранился и сделал шаг назад; воздух, между нами, вдруг стал очень холодным. Медленно открыв глаза, она сфокусировалась на мне в отражении в стекле: глаза все еще красные от горя, взгляд затуманен вожделением, щеки покраснели.
Я наблюдал за тем, как на ее лице промелькнула сотня эмоций. Смятение.
Обида. Гнев.
Да, это было так. Сырая, блядь, ярость.
Лучше.
Я обратился к мистеру Ебаному Кейну и поднял бровь.
— Кажется, я сказал, кончить. — Я поднял один палец, все еще мокрый от ее соков, и обсосал его. — Спать. — Второй палец. — Говорить. — Третий. Пристально глядя на нее, я давал ей понять, что все карты в моих руках, но создавал у нее иллюзию, что выбор за ней. — Разве нет, мисс Вон?
— Но… — Никаких «но». — Мне нравилось, что она все еще стояла лицом ко мне, ее жесткий взгляд был прикован к моему через отражение в стекле. — Вы никому не нужны здесь, если вы истощены. Это моя работа — заботиться о тебе и об этом месте, и я, блядь, буду ее выполнять, в том числе и заставлять тебя отдыхать.
Вызывающе подняв подбородок, она начала разворачиваться.
— Не двигайся.
Я наблюдал, как разгорается ее внутренняя борьба, как ее потребность в таком же контроле борется с желанием.
Мое победило.
— Хорошо. — Ее голос был тихим.
— Хорошо?
— Я сказала «хорошо», не так ли?
— Да, сказала. — Я позволил своим глазам блуждать по ее извилистой спине.
Впадина ее тонкой талии, широкой попки. Эти идеально полные бедра. Икры, выставленные напоказ ее каблуками. Я снял пиджак и галстук и начал расстегивать верхнюю пуговицу рубашки. — Снимай все, кроме каблуков.
Ее глаза сверкнули на меня.
— Почему?
— Я же сказал, почему.
— Ты серьезно? После всего этого времени я не думаю, что мы…
— Чарли. — Она захлопнула рот и уставилась на меня, ее взгляд упал на мои руки, когда я расстегнул вторую пуговицу на рубашке, давая себе возможность дышать. — Хватит думать, снимай свою чертову юбку. Сейчас же.
Прошло два дрожащих вдоха, прежде чем она заговорила.
— Сними ее сам.
— Господи! — С рычанием я дернул ее за юбку так же, как и за блузку, сорвал ее с бедер, прихватив с собой трусики, и она стояла передо мной в одних чулках до бедер и на каблуках. Неплохо.
Я снова прижался к ней, обхватил ее живот одной рукой, приник губами к ее уху.
— Скажи мне, чего ты хочешь. — Какая-то садистская часть меня хотела, чтобы она призналась, что хочет меня. Что она чувствует хотя бы часть той потребности, которая поглощала меня заживо.
— Чтобы мне было больно, — шипела она. — Чтобы я кричала.
С этим я тоже могу работать.
— Я могу дать тебе половину этого, — прорычал я. — Ты готова?
Прежде чем она успела ответить, я развернулся перед ней и опустился на колени в знак поклонения.
Она задыхалась, когда я раздвинул ее ноги, схватил ее за бедра и вошел в нее, пробуя ее на вкус, облизывая ее вдоль и поперек, вбирая в себя ее сладкую влагу, как мед. Боже, как же мне этого не хватало. Я обвел кончиком языка ее клитор, нежно пососал, снова обвел, снова и снова, пока она не застонала и не опустилась на колени.
Ее пальцы запутались в моих волосах, она прижимала меня к себе, безмолвно побуждая сосать