Я знал, что она плакала, когда впервые мне позвонила. Однако мысль о том первом пасе в колледже, должно быть, оживила теплые воспоминания, которые подняли ей настроение.
Я был самым младшим из троих детей. У меня был брат, который жил всего в пяти минутах езды от мамы во Флориде. Старшая сестра тоже жила отдельно, в Нью-Йорке. Но я думаю, что больше всего мама беспокоилась за меня. Она не говорила мне об этом прямо и никогда бы не призналась, но я был самым младшим ребенком в семье и в три года получил серьезную травму глаза. И из-за нее у меня была возможность проводить с мамой больше времени, чем брат и сестра, и мы очень дорожили этими совместными минутами. Я мог поделиться с ней своими детскими проблемами, и она всегда поддерживала меня и заставляла чувствовать себя лучше. Но она никогда не делилась со мной своими самыми сокровенными чувствами. Все всегда было просто замечательно. Однако теперь я видел и другую сторону.
Она была обычным человеком, с живыми эмоциями, болью, неуверенностью и сожалениями. И когда я рос, это было от меня сокрыто.
Теперь она нуждалась во мне. Я был единственным, кто слушал ее. Я никогда не говорил ей, как сильно люблю ее и по-настоящему ценю все, что она сделала для меня в детстве. Она всегда подбадривала меня, наставляла на правильный путь. Благодаря ей я хорошо учился в школе и смог поступить в престижный колледж, а затем и в медицинскую школу. Она показала мне, как быть решительным и настойчивым. Благодаря ей я понял, что значит любовь и семья. Мама открыла мне, что есть нечто больше нас, и научила правильно применять таланты. Она была моим примером и героем, и я знал, что сейчас самое подходящее время поделиться этими мыслями. Как только я сказал это, эмоции взяли верх, и по щеке потекла слеза.
— Ты была самой замечательной мамой на свете, — снова выпалил я.
В трубке повисло долгое молчание. Я думаю, что услышанное заставило ее снова заплакать. Мы никогда раньше так не разговаривали. И во время беседы я понимал, что в тот момент она была в мире и со мной, и с собой.
— Патрик, — призналась она, — я так рада, что мы смогли вот так поговорить друг с другом. Никогда не осознавала, что ты так ценишь и любишь меня. — Было слышно, как ее голос дрожит от эмоций. — Большое спасибо за то, что выслушал. Теперь мне намного лучше. Ты заставил почувствовать, что моя жизнь была для тебя важна.
— Да, мама. Я люблю тебя больше, чем ты думаешь.
— Я тоже тебя люблю, Патрик. Я устала и думаю, что мне пора ложиться. До свидания, Патрик.
— До свидания, мама. Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, сын.
Я не мог просто повесить трубку. После этого разговора я ощущал столько любви и умиротворения в душе, что не был готов сразу вернуться в реальный мир. Я наслаждался чистыми эмоциями, которыми мы делились с мамой, пока через два часа мои мысли не прервал телефонный звонок.
— Привет, — сказал я.
— Патрик, речь идет о маме. Что-то произошло! — раздался голос моей сестры Шерри.
— Нет, мама в порядке. Я только что говорил с ней, — ответил я.
— Нет, Патрик. Мама умерла!
— Нет, я только что говорил с ней, Шерри, она в порядке.
— Нет, не в порядке. Что-то случилось. Она умерла, Патрик. Мамы больше нет! После разговора с тобой она повесила трубку, вошла в спальню и упала. Папа вызвал «скорую», ее привезли в отделение неотложной помощи, но не смогли спасти.
Это было невозможно. Мы только что сблизились с мамой так, как никогда раньше, и теперь ее нет. Я только что потерял лучшего друга.
Несмотря на то что с момента нашего разговора прошло двадцать лет, я все еще волнуюсь, рассказывая эту историю. Но я знаю, что последний звонок был для меня подарком, возможностью высказать все свои чувства в последний раз. Думаю, она понимала, что у нее осталось мало времени. Она всегда была рядом, чтобы помочь мне из ребенка превратиться во взрослого. Теперь была моя очередь дать маме покой после ее перехода от смертности к вечности.
Глава 8
Последняя дань уважения Гаса
Скотт Дж. Колбаба, доктор медицины
Джон Р. Борн, доктор остеопатии
Гас был одним из моих любимых пациентов. Знаю, что у врачей не должно быть любимчиков, но у всех нас он есть. Я наблюдал Гаса тридцать лет и всегда мог предугадать его приход из-за характерной хромоты в результате травмы, полученной во время Второй мировой войны. Я видел, как он воспитывает трех замечательных детишек, успешно заканчивает бухгалтерскую карьеру, а затем уходит на пенсию. Я знал его преданную жену Люси, которая после того, как Гасу поставили диагноз «болезнь Альцгеймера», взяла на себя роль опоры семьи.
Однако об истинном героизме пациента я узнал только тогда, когда болезнь уже приковала его к постели.
В тот день я навещал его дома и попросил Люси поведать мне историю его травмы. Она села в кресло и с нескрываемой гордостью рассказала эту удивительную историю.
Гас был обычным армейским капралом, шаг за шагом пробиравшимся через Францию в Германию. Когда американские войска пересекли границу, начались ожесточенные бои. Артиллерийские снаряды пролетали над лесом в течение всего дня, и туманный воздух был наполнен едким запахом горящих боеприпасов, растительности и разлагающейся плоти. В сумерках наступила зловещая тишина, и Гас прилег отдохнуть и поговорить со своим другом Робертом Барнсом, в то время как остальные члены взвода стояли кружком и курили. Внезапный свист одинокого снаряда нарушил тишину, разорвавшись там, где и стояли солдаты. Его осколки пробили их лица и тела — все были убиты мгновенно. В живых остались только Гас и Роберт, так как они находились не в эпицентре взрыва.
Гас был ранен в обе ноги: металлические осколки разорвали его форму и раздробили кости в нескольких местах. Он лежал среди мертвых, в луже крови, не в силах встать, надеясь на помощь, прежде чем его постигнет участь остальных членов взвода. Когда наступила ночь, мучительные стоны Роберта отвлекли Гаса от собственной боли. Он не мог говорить, а его друга взрывная волна откинула слишком далеко, чтобы товарищ мог утешить его своим прикосновением. Рано утром, еще до восхода солнца, Роберт затих, и Гас понял, что теперь тот тоже мертв.
Ослабев от потери крови и сильной боли в переломанных ногах, Гас держался до тех пор, пока несколько часов спустя на место происшествия не прибыло подкрепление. Медики в полевых условиях стабилизировали его состояние, а затем быстро доставили в хирургическую палатку, где его осмотрел один из врачей. Его ноги были так искалечены, что он сразу понял, что нужно делать.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Но придется ампутировать вам обе ноги.
Гас был совершенно опустошен.
В те дни потеря конечностей приговорила бы его к пожизненной инвалидности. Он считал, что без ног не сможет прокормить семью. На глаза навернулись слезы.
