пор признателен за его наставления, которые пригодились даже в обычной жизни.
А были и те тренера, кого все обожали, ведь те были приветливыми, учтивыми и доброжелательными, но результаты каждых соревнований становились не лучше, а хуже, потому что к реальным нагрузкам участники оказывались неподготовленными.
Подозреваю, в случае с Аксеновой все так же, как с тренерами-тиранами, которые снимают три шкуры, но и оплачивают старания соответствующим образом. Сама же Лика несколько раз упоминала, что за выполнение норм, их отдел в полном составе получает значительные премии и отдельные поощрения за индивидуальные заслуги.
Вот только не все умеют ценить результаты, а не безрезультативный комфорт. К сожалению, моя сестра – из числа тех, кто ценит только комфорт.
– Я не раз слышала, что и акционеры не в восторге от нее. Терпят только потому что ее отец – учредитель. Но выжидают и ждут ее неудачу, чтобы поставить на ее место другого. Этот косяк ей могут не простить, – злорадно заметила Лика.
«Ее косяк»?! Лика действительно назвала учиненный ею бедлам – неудачей Аксеновой?
Черт!
– Косяк не ее, а твой. Не забывай, кто спустил в трубу целое состояние, – пристыдил я сестру, отчего она тут возмущенно задышала в трубку. – И кем же могут ее заменить? – нахмурился я.
– Ее женихом. Бывшим, – выразительно добавила она. – Кравцовым Игорем. Он был одним из немногих, кто хотел ее на месте директора и поддерживал невесту. Но теперь, когда они разошлись, скорее всего, сам решит занять положенное ему место.
– А ты… информирована, – заметил я, отчего на том конце трубки воцарилась короткая тишина.
– Новости в офисе, особенно в женском коллективе, разлетаются быстро. Офис – тот же муравейник, со своими страстями и склоками. Кто-то с кем-то спит, кто-то ненавидит. Такое не утаишь, – заметила сестра, слегка подумав. – В общем, спасибо тебе, Паш, большое. Не знаю, что на нее нашло, но раз Аксенова согласилась подождать, уверена, все быстро разрешится, ей это тоже выгодно. Главное, чтобы в два месяца уложились.
– Надеюсь. Созвонимся позже, хорошо? – попросил я, чувствуя потребность напиться.
– Да, конечно. До скорого, братишка!
– Счастливо, – вздохнул я и завершил вызов. Отбросил смартфон и вновь с ненавистью посмотрел на договор.
Я подписал акт о неразглашении, отказ от всех претензий на будущего ребенка и любых притязаний на саму Аксенову и ее имущество. Не хотел. До последнего не хотел, даже тогда, когда она привезла меня к нотариусу, и тот вручил мне копию для ознакомления. Но подписал, когда, понаблюдав за мной, нотариус произнес:
– За вами остается право отказаться. Достаточно просто не приехать в назначенное время в клинику. Этого будет достаточно, чтобы считать договор недействительным. Данное уточнение прописано на последней странице. – На мой растерянный взгляд он пожал плечами и добавил: – Светлана Алексеевна настаивала на том, чтобы добавить этот пункт.
Я тогда посмотрел на Аксенову, но та что-то печатала в своем планшете, с сосредоточенным видом нахмурив брови, и на происходящее вообще не обращала внимания, потому уточнять я ничего не стал.
Стараясь не думать, почему эта практичная женщина намеренно оставила мне лазейку отказаться в последний момент, я все же поставил в документах свою подпись, радуясь, что время на раздумья у меня есть, в глубине души уже решив, что, скорее всего, не явлюсь в назначенное число в клинику.
Надеялся, что за две недели, которые мне выделили на подготовку, что-то непременно произойдет и вопрос разрешится сам собой. Ну, или найдутся другие варианты.
И сейчас надеюсь, но теперь понимаю, что если этого не произойдет, выбора у меня, похоже, не будет. Потому, пьянка отменяется, ибо пить алкоголь мне запретили в эти две недели подготовки. Секс мог бы помочь, но, во-первых – сейчас не с кем, а искать девчонку на ночь не хочется, а во-вторых – секс в эти две недели также запрещен, для увеличения активности… «биоматериала», как мне пояснили в клинике. Остается одно, для того, чтобы сбросить напряжение – тренировка.
Глава 3. Светлана
Сидя на диване, я просматривала отчет Толика. В смысле Анатолия Прохорова – главы IТ-компании и первоклассного игрока в шахматы, которыми тот увлекался в детстве. Мы ходили в один спортивный комплекс, вот только если меня отец определил на фехтование и теннис, не позволив альтернативы, Толик сам выбрал для себя именно шахматы, хотя начинали мы со шпагами в руках, после чего он поторопился свалить в шахматный клуб. Честно говоря, я ему почти завидовала. Завидовала бы сильнее, вот только терпеть не могла шахматы.
Несмотря на выставленное условие Смирнову, к Толику я обратилась за помощью в тот же вечер, когда вернулась от гинеколога. Отказать друг не смог и пообещал разобраться с проблемой в самые короткие сроки, благо, знакомые банкиры у него были в избытке. Другу детства я верила, и сейчас, спустя две недели, читала первый отчет, который, к сожалению, пока не принес значительных результатов.
Устало откинулась на спинку дивана, запрокинула голову и сжала виски от резко возникшей мигрени. Кажется, я зациклилась. В последние недели я только и думала об исчезнувших деньгах и моих перспективах. Обо всем, на самом деле, думала, лишь бы не о своей другой головной боли и том, что я так неосторожно предложила совершенно постороннему человеку.
Тихонько застонала, в который раз поражаясь тому, как сглупила. Это надо же было придумать, предложить стать отцом моего возможного ребенка первому встречному?!
Я, конечно, пыталась оправдать себя тем, что была расстроенной в тот вечер, после известий о возможном бесплодии, встречи с бывшим и разборками с этими чертовыми деньгами, которые тупая пигалица решила отправить непонятно куда. Откуда она вообще тот счет взяла? Там несколько цифр отличаются от того, куда должны бы были отправить деньги. Не одна, не две, а четыре! Идиотка.
Как вспомню ее зареванную, преисполненную повинностью, но смазливую физиономию, аж трясет. Потому что на такую дуру даже злиться не хочется. Удивительно, что именно у нее оказался такой брат, как Павел. Интересно, они вообще родные? Может сводные?
Тряхнула головой, чтобы прояснить мысли, но лишь поморщилась от рези, возникшей из-за резкого движения.
– Черт! – выругалась я в сердцах и зажмурилась, но вышло только хуже. Потому что воспаленный и уставший мозг, внезапно преподнес воспоминание лица этого самого Павла, в нашу последнюю встречу: отстраненно-холодное, за которым прятались паника и обреченность.
Откровенно говоря, уже
