чёрных «панцирях», появившиеся из ниоткуда, и перекрыли проход землянину, следовавшему за ним. Едва тот успел оказать сопротивление, как из пальцев чёрных стражей полетели искры, уложившие бунтаря на лопатки. Саша был шокирован. О таком можно было прочитать в детской сказке про отважных волшебников, или увидеть в фэнтези-сериале, но никак не своими глазами. Судя по стонам землян, жалили эти искры нещадно. В конце концов, каждый, кто нарушил условленные границы, был обезврежен и возвращён на своё место. Заломленные за спиной руки туго стягивал сияющий хомут.
— Я же вас просил! Предупреждал! — завопил Саша, видя страдания своих товарищей.
— Да пошёл ты! — злобно ответили ему.
Больше никто не осмелился нарушить тишину до тех пор, пока очередные люди в чёрных обличиях не пришли к ним. Их было много. Ровно по одному на каждого связанного. Их достаточно грубо потащили в неизвестном направлении. Саша с тревогой закричал:
— Эй! Куда вы их тащите! Не надо. Они всё осознали. Больше этого не повторится.
Никто не обращал на него внимания, кроме Роберта, который скривил недовольную мину:
— Тебе не надоело перед ними стелиться? «Простите», «больше не буду» — как маленький нашкодивший ребёнок, честное слово! Сохраняй хладнокровие и чувство собственного достоинства. Даже те, кого сейчас тащат в неизвестном направлении, верещат меньше тебя!
— Отвали, — обидевшись, ответил Саша, а старший учёный довольно крякнул, опустил голову на матрац, и продолжил смотреть в никуда.
* * *
Тибо двадцать лет проработал в детском театре. Как и его зрители, он был абсолютно беззлобным и открытым человеком. На самом деле, его звали Павел Михайлович, но такое имя шло вразрез с его внешнем видом и ростом. Он был кряжист, плечист и неуклюж. Лицо его совсем не походило на актёрское. Высокий лоб, узко посаженные небольшие глаза и пухлый кривой нос. Подбородок покрыт густой щетиной, которая теперь превратилась в настоящую бороду. Одним словом, с него можно было писать классический образ дворфа.
О происхождении его прозвища никто не знал наверняка. Родители бросили его ещё в детстве из-за проблем с физическим развитием. В интернате у него друзей не было, а сам он не помнил о своём прошлом. Существует предположение, что, будучи совсем ребёнком, он болезненно переживал проблему низкого роста. В интернате он бегал от одного одногруппника к другому, сравнивал рост и с грустью по-детски лопотал: «Ты бо». Сравнив себя со всей группой, на следующий день он начинал всё сначала, пытаясь найти хоть кого-то ниже себя. Со временем эта привычка исчезла, а вот прозвище прилипло — так он и стал Тибо.
Сейчас он едва мог связать два слова. Он и Фёдор провели отличную дегустацию и распевали только им известную и понятную композицию. Марк и Степан о чём-то спорили, Тарас Петрович, Михей и Анна увлечённо беседовали:
— Нет, всё-таки этот план безумен. Пустить сюда огромную свору землян! Они через сто лет разъедутся по всем направлениям, расплодятся и всё уничтожат! — твердил капитан.
— А какие у меня были варианты? Со мной особо и не разговаривали, понимаешь? Он нас позвал, скорее, для того, чтобы просто посмотреть, протестировать. А диалога никакого и не было.
— Ну, а отказаться-то ты можешь?
— Конечно. Тогда миллиарды людей на Земле замёрзнут до смерти, а Анна продолжит коротать свою вечность, паря меж деревьев в цифровом формате.
— Этому не бывать! У нас есть своё видение ситуации. Если большинство согласится пустить вас сюда ради обретения последнего тела, то будет так. Если нет, мы поступим по-своему, — вмешалась в разговор Анна.
— А это как, по-вашему? — Петрович заметно захмелел, говорил медленно, с трудом подбирая слова.
— Придёт время — узнаете, — Анна была сердита и немногословна.
Михей заметил это и мысленно направлял ей вопрос за вопросом: «Что случилось?», «Это из-за него?», «Или из-за моей глупой ревности?» Ответов не было. Михей предполагал, что, скорее всего, она молчит, боясь, что Ивраоскарь уловит и расшифрует то, чего он не должен знать.
Лингвист в это время весело прогуливался по окрестностям, периодически возвращаясь, чтобы выпить и послушать, о чём идёт речь за столом. Он даже пытался подпеть Фёдору и Тибо, но его знаний различных языков всей вселенной оказалось недостаточно для этого.
В очередной раз возвращаясь к столу и выполняя новый подход к «слезе А’круула», он едва заметно толкнул в плечо Тараса Петровича. Когда тот на него посмотрел, он, не стирая с лица раздражающей улыбки, кивнул головой, приглашая остаться с ним наедине.
— Послушай, твой товарищ в опасности, — сразу выпалил лингвист, едва они со стариком отошли от стола.
— Кто? О чём ты? Не понимаю, — Петрович, которого уже было необходимо поддерживать под руку, растерялся.
— Михей, вояка, который смотрит на меня как на добычу. Ему не в мою сторону надо с опаской смотреть. Не в мою.
— О чём ты? О какой опасности ты говоришь?
— Пока не знаю. Она хорошо скрывает свои мысли, зная, что я без труда их прочту. Отмечу, что она достаточно хороша в этом. Её разум, даже будучи нематериальным, весьма силён.
— Стой, я вообще ничего не понимаю. Не понимаю я, слышишь! Ты про Анну, да? Разве то, что она думает, не является её речью?
— Отнюдь. Во-первых, вы практически не владеете данным навыком. Вам мысль необходимо выдавать направленно. Если она просто о чём-то размышляет, не концентрируя на вас поток, вы, вероятнее всего, вообще ничего не заметите. А я замечу. И пойму её мысли, как вы понимаете речь друг друга.
Петрович потряс хмельной головой, почесал бороду и спросил:
— То есть в присутствии, скажем, десяти человек она способна «сказать» что-то так, чтобы услышали не все? А только те, в кого она мысль концентрировала, либо те, кто умеет мысли сканировать, как ты?
— Да. Причём она общается без использования языка. Видимо, на телепатическое общение они перешли несколько поколений назад.
— С ума сойти! — воскликнул старик. — А почему ты считаешь, что опасность нависла именно над Михеем?
— Он постоянный объект её мыслей. Пока не знаю, каких именно.
— Так, может, он просто ей нравится?
— Не думаю. Когда я только появился здесь, она жутко запаниковала. Едва бы она стала скрывать мысли о получении тела и уединении с любимым. Одно моё присутствие беспокоит её. Значит, есть что-то, чего ей не хотелось бы обнародовать. Конечно, есть вероятность, что Михей ей тоже симпатичен, а скрывает она совершенно отстраненные мысли, но мне кажется, это не так.
— И что ты предлагаешь? — задумчиво спросил Петрович.
— Поговори с ним. Попробуй его предупредить. Я с ним поговорить не смогу, Анна
