Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
Серый человек встал и облокотился на прилавок. Это движение чуть всколыхнуло воздух, и повеяло горькой вонью дешевого табака.
— Можно? — спросил Юсеф.
— Можно. Чем вам помочь?
Юсеф вытащил список.
— Мне нужны сверхпрочные защитные перчатки, щиток для лица и ушные заслонки.
Серый вздохнул и подтянул к себе растрепанный каталог.
— Поглядите сами. Увидите, чем мы торгуем. — Он раскрыл каталог, пролистал мятые страницы, пока не дошел до раздела перчаток. Наугад ткнул пальцем. — Видите, вот описание. Поймете, какая у них толщина и гибкость. Зависит от того, для чего они вам, верно? — Он подтолкнул каталог Юсефу. — Прочитайте, тогда и решите, что вам подходит.
Юсеф кивнул. Он начал пролистывать каталог, немного ошеломленный широким выбором. Читая описания, он не мог сдержать улыбку. Мистер Серый за прилавком наложил бы в штаны, если бы узнал правду. Но он никогда ее не узнает. Юсеф осторожен. Он нигде не наследил. Склад химреактивов в Уэйкфилде. Фабрика красителей в Олдхеме. Лавка запчастей для мотоциклов в Лидсе. Магазин лабораторного оборудования в Клекхитоне. И ни разу, ни разу, ни разу ничего не покупал в Брэдфилде, где существует некоторая вероятность, что его заметит кто-то из знакомых. Всякий раз он одевался в соответствии с ролью. Комбинезон маляра. Или кожаный прикид байкера. Или тщательно выглаженная рубашка и брюки из твида. Оплата наличными. Человек-невидимка.
Просмотрев каталог, он сделал выбор и показал, что ему нужно, на всякий случай попросив еще и защитный нагрудник. Кладовщик ввел данные в компьютер и сказал Юсефу, что его заказ будет выполнен в течение минуты. Но как-то замялся, когда Юсеф предложил заплатить наличными.
— У вас что, нет кредитной карточки? — спросил он недоверчиво.
— Служебной нет, — соврал Юсеф, — Уж извините, приятель. У меня только бумажки. — Он отсчитал купюры.
Кладовщик покачал головой:
— Тогда ладно, годится. Ваши предпочитают наличные, верно я говорю?
Юсеф нахмурился:
— «Ваши»? Что вы имеете в виду?
Он почувствовал, как кулаки у него в карманах сжимаются.
— Да мусульмане. Где-то я читал, что вам, мол, религия не позволяет пользоваться кредитками. Ну, запрещает брать проценты и все такое, верно я говорю? — Он упрямо выпятил нижнюю челюсть. — Я не какой-то там расист. Но есть такой факт.
Юсеф глубоко вздохнул. У этого человека еще сравнительно спокойное отношение к таким вещам. Юсефу доводилось переживать куда более неприятные истории. Просто в эти дни у него обострилась чувствительность ко всему, что несет в себе хотя бы малейший признак предубежденности. Все это лишь добавляло ему решимости идти по избранному пути, довести исполнение плана до конца.
— Вам виднее, — ответил он, не желая ввязываться в препирательства, из-за которых его здесь могут запомнить, но и не в силах промолчать.
От дальнейшей беседы его спасло появление покупок. Он забрал их и вышел, не ответив на «пока» кладовщика.
Движение на автостраде было плотное, и у него ушел почти час, чтобы вернуться в Брэдфилд. Ему едва хватило времени, чтобы забросить защитное снаряжение в свою съемную комнату. Он не мог оставить его валяться в фургоне: если эти покупки заметит Радж, или Санджар, или отец, начнутся всевозможные расспросы, на которые ему совсем не хочется отвечать.
Он снимал комнату на втором этаже здания, которое некогда было особнячком железнодорожного магната. Испятнанная штукатурка на фронтонах и эркерах облупилась, оконные рамы прогнили, в водостоках росли сорняки. Когда-то отсюда открывался красивый вид, теперь же из фасадных окон можно было различить лишь наклонное крыло западных трибун громадного стадиона «Брэдфилд Виктории» в полумиле. Прежде этот квартал обладал своеобразным величием, теперь же он превратился в гетто, чьих жителей объединяла разве что нищета. Кожа у них была самого разного цвета — от иссиня-черного, свойственного жителям Африки южнее Сахары, до млечной бледности уроженцев Восточной Европы. Исследования, проведенные Брэдфилдским городским советом, показали, что на одной квадратной миле к западу от стадиона отправляют обряды тринадцати религий и говорят на двадцати двух языках.
Здесь Юсеф попадал в мертвую зону — иммигрантов в третьем поколении. Здесь никто не замечал, кто приходит в его убежище и выходит. Здесь Юсеф Азиз делался невидимым.
Дежурная попыталась скрыть свое потрясение, но ей это не удалось.
— Доброе утро, миссис Хилл, — автоматически выпалила она. Сверилась с настольным календарем, словно подозревая, что ошиблась с датой. — Я думала, вы… мы не собирались…
— Вот и хорошо, всегда будьте наготове, Бетани, — промолвила Ванесса, стремительно проходя мимо нее по пути к своему кабинету.
Встречавшиеся ей сотрудники, бормотавшие приветственные слова, выглядели виноватыми и испуганными. Впрочем, она ни на мгновение не могла представить, чтобы они действительно совершили нечто предосудительное. Все коллеги отлично знали: ее не проведешь, лучше и не пытаться. Но ей нравилось, что ее неожиданное прибытие так взбудоражило всю контору. Признак того, что деньги она получает не зря. Ванесса Хилл отнюдь не принадлежала к числу руководителей, склонных к панибратству с сотрудниками. У нее имеются друзья, и ей незачем заводить приятельские отношения с подчиненными. Она была строга, но, по ее мнению, справедлива. Это мнение она пыталась внушить и своим клиентам. Держитесь на должном расстоянии, завоюйте уважение персонала, и у вас не будет никаких проблем.
Жаль, что такой простой подход не работает с детьми, подумала она, ставя ноутбук на стол и вешая пиджак. Если твои сотрудники валяют дурака, ты можешь их уволить и нанять кого-то другого, кто лучше подходит. Но от детей никуда не денешься, их не уволишь. Тони с самого начала не оправдывал ее ожиданий. Когда она забеременела от мужчины, который тут же растаял как весенний снег, едва узнал, что она ждет ребенка, ее мать велела отдать младенца на усыновление, но Ванесса наотрез отказалась. Вспоминая это, она удивлялась, почему тогда проявила такую твердость.
Не из сентиментальности. В ее организме попросту отсутствовала железа, которая вырабатывает сентиментальность, и своим клиентам она также рекомендовала не проявлять это чувство. Может быть, она поставила себя в столь трудное положение, просто чтобы насолить своей требовательной, деспотичной матери? Наверняка имелись и другие причины, но она их сейчас не могла вспомнить. Видимо, голову ей тогда задурили гормоны. Так или иначе, она перенесла и недоброжелательство, и сплетни соседей — вообще все то, что в тогдашние времена неизбежно приходилось терпеть матери-одиночке. Она меняла одну работу за другой, переехала на другой конец города, где никто ее не знал; лгала о своем прошлом, придумала себе умершего мужа, дабы избежать позора.
И ведь она не питала никаких иллюзий, не ожидала, что станет блаженно купаться в материнстве. Перспектив выйти замуж не было, а значит, пропитание для семьи ей следует добывать самой. Она всегда знала, что вернется на работу как можно раньше, едва позволит здоровье; как та несчастная китайская крестьянка, что рожает ребенка в канаве и тут же возвращается гнуть спину на рисовом поле. И ради чего все это?
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
