бабушка.
— Мамуль, ты сейчас про бабушку Лену будешь подробно рассказывать, потом про омскую бабушку. Угадал? — Митя решительно направился к дверям. — Инна, бегом отсюда, надо срочно готовиться к зачёту!
* * *
Поздно вечером, почти ночью, Инна рассказывала Алине про Митину компанию и про двухуровневую квартиру Нестеренко, про пирожные с фруктами, которые как настоящие, а на самом деле марципановые. Только не рассказала сестре, что Митя почему-то не захотел слушать, как его мать хвалила Инну и ругала остальных его знакомых девушек. Инна не понимала: это хороший или плохой знак. Но она ночью подумает об этом, поговорит с мамой, конечно, эти разговоры были плодом её воображения, но они всегда помогали всё расставить по местам.
— Слушай, если ты говоришь, что у Митьки такие тёлки вокруг, а он с тобой повсюду таскается, может, он в тебя влюбился? — высказала Алина предположение.
— Не знаю, — Инна поправила цепочку с сердоликовым сердечком. — Он мне про свои чувства к Кате рассказывает. Даже сегодня говорил, как она ему звонила, но ему это уже безразлично.
— Вот видишь! Безразлично, потому что он тебя любит. Тебе надо причёску сменить, я сегодня видела одну, такая чёлка рваная на один бок зачёсана, а с другого бока всё выбрито. Я сразу про тебя подумала, что тебе пойдёт. Постригись так, и Митька умрёт!
Сёстры ещё долго обсуждали стрижки, Алининых подруг, Митю… Уже далеко за полночь Инна вернулась в свою комнату, сняла и аккуратно убрала в шкатулку цепочку с сердоликовым сердечком — это было не просто украшение, мамин кулончик стал талисманом.
Глава 5
Июнь был наполнен тополиным пухом. Пух щекотал лицо, лез в глаза и нос. Алина поморщилась, смахивая пушинку со щеки. Наконец-то наступило такое долгожданное лето, последние школьные каникулы, уже забронированы билеты в Испанию, уложены вещи в чемодан, и тут выясняется, что никто никуда не полетит. Мать сломала лодыжку накануне отъезда, и отец сразу же от отдыха на берегу Атлантического океана отказался, хотя вполне могли вдвоем полететь, можно подумать, что без него у матери нога бы не зажила. Инна всё равно оставалась с Москве, сдавала бы свои госы и в больницу к матери заодно ездила, тем более что больницы — её стихия. Алина вздохнула, она бы и без родителей полетела, но кто её одну отпустит. И теперь ей вместо солнечного пляжа надо сидеть в Москве и глотать этот тополиный пух.
— Алин, не расстраивайся ты так, никуда Канары от тебя не денутся, — успокаивала Инна сестру. — Мама поправится и поедете.
— Ага, поедем… на дачу. «Моё родное Подмосковье», как там дальше не помнишь?
— «Люблю широкое раздолье и в рощах трели соловья, моё родное Подмосковье, тебе навек любовь моя», — улыбнулась Инна. Елена Павловна, бабушка Мити, пела в народном хоре, и песня про родное Подмосковье, доносившаяся с соседнего участка, в детстве сопровождала их каждое лето.
— Во-во, птички щебечут, пчелки жужжат, и я этой какофонией должна буду всё лето наслаждаться.
Всё так и произошло, как ожидала Алина. Выписавшись из больницы, Лидия была отвезена на дачу, а Алина и Инна были к ней приставлены, чтобы помогать восстанавливаться после операции. Перелом был сложным, и дома надо было продолжать укладывать ногу на возвышение и постоянно прикладывать лёд. Опираясь на костыли, Лидия могла медленно передвигаться по дому, но нормальная нагрузка на ногу могла быть разрешена только через полтора месяца, после рентгена, а спортивные нагрузки и вовсе не рекомендовались раньше, чем через полгода… Другими словами, тем летом отдых на песчаном испанском пляже накрылся.
Хотя Алина посчитала лето потерянным, но долго грустить было не в её правилах. Ей вменялось в обязанность ходить на станцию в магазин, а вернувшись, задавать вопрос: «Мамочка, как нога? Лучше?». Инна должна была массажировать Лидину больную лодыжку, помогать делать лечебную гимнастику и усиленно готовиться к экзаменам (сидела даже по ночам с какими-то тестами). Алина не понимала: сколько можно зубрить про санобработку или снятие послеоперационных швов! Сегодня прочитала, завтра повторила и пошла гулять.
В воскресенье молодежь посёлка по традиции собрались на поляне с сеткой поиграть в волейбол. Сначала хотели играть девчонки против мальчишек, но команды не набрались, и играли смешанные составы. Митя шёл мимо площадки и присел на грубо сколоченную лавочку покурить и посмотреть на игру. Ребята позвали его шестым в команду, Митя неохотно поднялся, но через несколько минут уже с азартом играл в волейбол. Алина оказалась в команде с Митей. Она отметила, что удар по мячу у него сильный, плечи широкие, под футболкой при каждом движении играли мышцы, вообще, Митька классный, как-то раньше не замечала.
Они возвращались после игры, усталые и довольные.
— Инна чего играть не пошла? — Митя внимательно смотрел на Алину: он только заметил, что Иннина сестра настоящая красавица.
— Изучает, как померить аксиллярную температуру.
— Какую температуру?
— Подмышечную, — рассмеялась Алина, — даже я запомнила. А она всё зубрит особенности течения, лечение, осложнения…
У ворот дачи Рождественских остановились.
— Ну, я пошла, — Алина посмотрела на Митю. Уходить домой не хотелось. — Ты на костёр придёшь?
Костром называли вечерние посиделки на опушке леса за посёлком, иногда действительно жгли сухие ветки, любуясь пламенем, но чаще просто сидели на поваленных вокруг костровища брёвнах, шутили, разговаривали.
— Я вечером в Москву поеду, — развёл руками Митя.
Дома Алина первым делом заглянула в спальню к Лидии:
— Мамочка, как твоя нога? Лучше?
Услышав, традиционное «Спасибо, доченька, получше», отправилась к сестре.
— Ин, чего у нас поесть?
— Борщ на плите ещё горячий, я только что маму покормила.
Алина фыркнула (борщ есть не хотелось), отрезала колбасы, хлеба и вернулась к Инне:
— Пойдем вечером гулять?
— Прожуй, потом говори, — Инна не поднимала головы от своих записей.
— Хватит зубрить, жизнь мимо проходит. Сейчас в волейбол играли с Лесной. Разбили их по полной — двадцать пять, пять. Кстати, с нами Митька твой играл. Он ничего так играет.
— Он же в Москве сейчас, у него сессия, — Инна удивленно уставилась на сестру, — ему завтра макроэкономическую политику сдавать.
— Нефига себе! Я думала, ты кроме пищеварительной и мочеполовой системы других слов и не знаешь. А ты ещё Митькины выучила, — хихикнула Алина.
— Он не собирался на дачу приезжать, — Инна словно не слышала сестру. — Мы вечером должны созвониться, «ни пуха ни пера» друг другу пожелать.
— Как у вас всё сложно. Да, не смотри так, засядет он за книжки и тебе позвонит вечером из Москвы. Я его на костёр звала, а он сказал, что сейчас уезжает.
