пытаясь привести рассудок в порядок, но это невозможно. Просто невозможно. Я не знаю, как мне дальше работать с этим мужчиной после всего. После того, как я узнала, что в своём животе ношу его ребёнка...
Неожиданно, дверь возле которой я стою, распахивается, и на пороге я вижу Воронцова.
— Александрова, позволь поинтересоваться, где ты ходишь в рабочее время?
Мужчина упирается ладонями в дверной косяк и смотрит на меня сверху вниз. Говорит очень спокойно. Но я слишком хорошо его знаю, чтобы понимать — это спокойствие обманчиво.
Напряжённый лоб, хмурый взгляд, каждая чёрточка его лица говорят о том, что шеф, как и всегда, не в духе.
Правда сейчас я по крайней мере понимаю причину его настроения.
— Я... — сглатываю. — Прошу прощения, Глеб Викторович. Я была... у врача...
Мой голос предательски дрожит и срывается. Понимаю, что это бред, но теперь мне кажется, что по одному только взгляду на меня Воронцов может догадаться, что я жду от него ребёнка. Это похоже на паранойю, но я никак не могу отделаться от этой навязчивой мысли.
Особенно сейчас, когда он так близко. Нависает надо мной как скала и впивается взглядом в лицо. Смотрит так внимательно...
А мне снова хочется прижать руку к животу. Это желание настолько сильное, что у меня зудят ладони.
— У врача? — слышу удивлённый голос Воронцова. — Ты заболела?
— Нет, просто...
— Пройди в кабинет.
Не дав договорить, босс отходит от дверного проёма, уступая мне место.
Вхожу в его кабинет на ватных ногах. Осматриваюсь так, будто нахожусь здесь впервые. Хотя была тут тысячи раз.
— Сядь, — подставляет мне стул.
Плечи обжигает и моё тело простреливает как от разряда током, когда он кладёт ладонь и надавливает, чтобы я опустилась на стул.
Непроизвольно вздрагиваю и ёжусь. Возможно, для большинства в этом жесте нет ничего особенного. Но для меня сейчас он весь насквозь пропитан давлением и властью.
И Воронцов во всём такой. Авторитарный мужчина, привыкший к тому, что подчинённые слушаются его беспрекословно. А я и есть его подчинённая. И если он узнает, что я беременна от него, то со стопроцентной вероятностью просто потребует, чтобы я отдала ему своего малыша.
У меня на подкорке скапливается паника и сердце начинает бешено барабанить, вбиваясь в рёбра, как игла швейной машинки в раскроенную ткань.
— Александрова с тобой всё в порядке? У тебя глаза красные.
Конечно, они красные. Я ведь рыдала всю дорогу пока сюда ехала...
Вздрагиваю, когда шеф упирается ладонями в спинку моего стула. Нависает сверху и хмуро всматривается в моё лицо.
Рецепторы обжигает терпкий аромат его парфюма. Тяжёлый, древесный с пряными нотками. Непроизвольно я вдыхаю его полной грудью, позволяя ему полностью себя заполнить.
Так пахнет мужчина, от которого я жду ребёнка...
От этой мысли по моей коже стелется табун мурашек.
— Я в порядке, — отвечаю спустя мгновение.
От волнения не знаю куда деть глаза и упираюсь взглядом в предплечье босса. Рукава его рубашки, как и всегда, закатаны. И я снова разглядываю выступающую паутину вен у него на руках.
Чувствую, как сердце проваливается в живот и пульсирует там, задевая что-то очень чувствительное.
Тут же отворачиваюсь, прилипая глазами к его рубашке. Несколько верхних пуговиц расстёгнуто. Я вижу часть грудной клетки с густой порослью волос. А на шее у Воронцова болтается цепочка с золотым крестиком.
Надо же, никогда бы не подумала, что этот мужчина верит в бога...
Не сказала бы, что я сильно верующая. Я не посещаю церковь каждое воскресенье и не знаю практически никаких молитв. Лишь изредка прихожу, чтобы поставить свечку за упокой своей мамы. Или когда становится особенно тяжело на душе. Но своего ребёнка я хотела бы покрестить. Наверно, Воронцов бы тоже этого хотел...
Боже, о чём я вообще думаю?!
Хватаюсь за щёки, почувствовав, как они горят и даже не замечаю в какой момент рядом со мной возникает стакан с водой.
— Выпей, — приказным тоном. А потом босс сам вкладывает стакан в мою ладонь.
* * *
Честно говоря, сегодня все пытаются напоить меня водой. Врач, медсестра в клинике, теперь вот Воронцов. Я уже смотреть на воду не могу.
Но босса всё же благодарю слегка осипшим голосом.
— С...спасибо, — делаю глоток для вида и ставлю стакан на стол.
Вы даже не представляете, как это трудно было сделать, не прикоснувшись при этом к Воронцову. А я боюсь его касаться — слишком много непонятных мыслей начинают заполнять голову.
Это так странно носить ребёнка от мужчины, который реально никогда не дотрагивался до тебя в определённом смысле, но при этом ты его знаешь, ты слышишь его низкий голос, вдыхаешь его запах. Ощущения слишком сильные, и мне трудно сейчас дать им чёткую оценку.
— В порядке?
Я осторожно киваю, подняв на Воронцова взгляд.
Он опирается бедром на стол и складывает руки на груди, снова привлекая моё внимание к тёмной поросли волос.
Интересно, они жёсткие или мягкие? Наверное жёсткие, как и он сам, его характер и непоколебимая воля.
Стоп, о чём это я думаю?!
Просто какой-то бред бьёт по вискам... Даже головой трясу, чтобы избавиться от навязчивых мыслей.
— Уверена, Инна?
— Да... Нормально. Всё нормально, Глеб Викторович.
— Работать сможешь?
— С..смогу.
Я на это надеюсь. Очень.
Босс недоверчиво сощуривается и тяжело вздыхает.
— Какая же ты проблемная... Ну, ладно. Сегодня всё равно толком работать не придётся. Главное — добраться до места.
— До места? Вы это о чём?
— Мы едем в загородный комплекс. Там нам придётся провести около двух дней. Есть заявка на крупный проект. Оформление помещений для сауны. Хозяин комплекса хочет сделать дополнительное помещение, так как места для всех гостей не хватает.
— И что же я... с вами еду?
Снова вздыхает.
— Разумеется, со мной, Александрова. Не раздражай.
— А как мы там будем... спать?
Сама не знаю, почему вдруг задаю настолько глупый вопрос. На нервах, видимо. Вообще-то нет ничего такого в том, что личный помощник отправляется с руководителем в командировку.
Просто тот факт, что я жду от Воронцова ребёнка, выбивает меня из колеи.
Босс иронично выгибает бровь.
— Не в одной постели. Об этом можешь и не мечтать. Я личное с работой никогда не мешаю.
Он что, думает, я об одной с ним постели мечтаю? С ума
