— Откуда я знал, что так повернется? — жаловался Кугельмас своему психотерапевту. — Мне казалось, в Дафне что-то есть. Кто же подозревал, что однажды она сорвется с катушек и раздуется, как дирижабль? Потом, у нее водились деньжата. Само по себе это не основание для женитьбы, но толковому человеку не повредит. Вы меня понимаете?
Кугельмас был лыс и мохнат, как медведь, но у него была душа.
— Мне нужна другая женщина. Мне нужен роман. Возможно, по мне не скажешь, но я из тех, кому необходима романтика. Я не могу жить без нежных чувств, без флирта. Я не становлюсь моложе и, пока не поздно, хочу заниматься любовью под песни гондольеров, сидеть за столиком в «21»,[14]потягивать красное вино, острить и молчать, глядя в ее глаза, в которых отражаются свечи. Вы слушаете?
Доктор Мандель поерзал в кресле и сказал:
— Роман ничего не решит. Не будьте наивны. Ваши проблемы значительно глубже.
— Само собой, я не намерен терять головы, — продолжал Кугельмас. — Второго развода я не потяну. Дафна выпьет из меня последние соки.
— Мистер Кугельмас…
— Но Сити-колледж исключается, потому что Дафна тоже там работает. Не то чтоб у нас на кафедре кто-то поражал воображение, но среди студенток, знаете…
— Мистер Кугельмас…
— Помогите мне. Прошлой ночью я видел сон. Я скакал по лужайке с корзинкой для пикника в руках, и на корзинке было написано «Варианты». А потом я заметил, что корзинка — дырявая.
— Мистер Кугельмас, худшее в вашем положении — начать действовать. Постарайтесь просто описать свои переживания, и мы вместе подвергнем их анализу. Вы достаточно опытный пациент, чтобы не рассчитывать на моментальное улучшение. В конце концов, я ведь психоаналитик, а не волшебник.
— В таком случае мне, вероятно, нужен волшебник, — сказал Кугельмас, вставая с кресла. И на этом прервал курс психотерапии.
Недели через две, когда Кугельмасы, как старая мебель, пылились дома, зазвонил телефон.
— Я возьму, — сказал Кугельмас. — Слушаю.
— Кугельмас? — спросил голос. — Кугельмас, это Перский.
— Кто-кто?
— Перский. Если угодно — Великий Перский.
— Простите?
— Я слышал, вы по всему городу ищете волшебника. Не хватает экзотики? А?
— Ш-ш-ш, — прошипел Кугельмас. — Не вешайте трубку. Откуда вы говорите, Перский?
На другой день пополудни Кугельмас одолел три лестничных марша в обветшалом доме в бедном квартале Бруклина. Вглядываясь во мрак коридора, он нашел нужную дверь и позвонил. «Я еще пожалею об этом», — сказал он себе.
Через мгновенье его приветствовал невысокий худой человек, бледный, как пергамент.
— Вы и есть Великий Перский? — спросил Кугельмас.
— Перский Великий. Хотите чаю?
— Нет. Хочу романтики. Хочу музыки. Хочу любви и красоты.
— А чаю не хотите? Надо же. Ну хорошо, садитесь.
Перский удалился и, судя по звукам, стал передвигать какие-то коробки, мебель. Потом он вернулся, катя перед собой большой ящик на скрипучих колесиках. Он убрал с него несколько старых шелковых носовых платков и сдул пыль. С виду это была дешевая китайская горка с облупившимся лаком.
— Так. И в чем подвох? — спросил Кугельмас.
— Одну минуточку, — ответил Перский. — Это совершенно дивный трюк. Я готовил его к съезду пифийского ордена,[15]но не собрали кворум. Полезайте.
— Внутрь? Шпагами будете протыкать?
— Вы где-то видите шпаги?
Кугельмас скорчил недоверчивую мину и, ворча, полез в шкаф. Прямо перед собой он увидел пару нелепых брильянтов, приклеенных к ободранной фанере.
— Знаете, если это розыгрыш… — пробормотал он.
— А что не розыгрыш? Теперь внимание. Стоит мне поместить в шкафчик вместе с вами какую-нибудь книгу, закрыть дверцы и трижды постучать, как вы немедленно перенесетесь в этот роман.
Кугельмас исподлобья посмотрел на волшебника.
— Я вам говорю, — заверил Перский. — Чтоб у меня рука отсохла. Впрочем, необязательно роман. Рассказы, пьесы, стихи. Вы можете повстречать любую из женщин, созданных величайшими авторами на свете. Любую, о какой только мечтали. К вашим услугам лучшие из лучших. Когда надоест — кричите, и я в полсекунды возвращаю вас назад.
— Скажите, Перский, вас давно выписали?
— Поверьте: сервис высокого класса.
Но Кугельмасу не верилось.
— Я умоляю. Вот в этой трухлявой коробке можно устроить такое путешествие?
— За пару десяток.
Кугельмас вынул бумажник.
— Ну, допустим, — сказал он.
Перский сунул деньги в карман брюк и повернулся к книжным полкам.
— Так кого изволите? Сестру Керри? Фрекен Юлию? Офелию? Может быть, что-то из Сола Беллоу? Слушайте, а как вам Кармен? Хотя, пожалуй, для вас это уже тяжеловато.
— Француженку. Я хочу настоящую французскую любовницу.
— Нана?
— А бесплатно?
— Наташа из «Войны и мира»?
— Француженку, говорю. Знаю! Эмма Бовари! А? По-моему, это именно то, что надо.
— Кугельмас, она ваша. Крикните мне, когда будет довольно.
Волшебник бросил в шкаф дешевый томик Флобера.
— Вы уверены, что это безопасно? — спросил Кугельмас, когда Перский стал закрывать дверцы шкафа.
— Безопасно… Что безопасно в этом чокнутом мире?
Перский трижды постучал по шкафу и распахнул дверцы.
Кугельмас исчез. В это мгновенье он стоял в спальне Шарля и Эммы Бовари в Ионвилле. Спиной к нему очаровательная женщина застилала кровать. Больше в комнате никого не было. Невероятно, подумал Кугельмас, уставясь на восхитительную француженку. Фантастика. Я здесь. Это она.
Эмма испуганно обернулась.
— Господи боже, вы меня напугали, — воскликнула она. — Кто вы такой, мсье?
Она говорила словами превосходного английского перевода из книжки Перского.
«Конец света», — подумал Кугельмас. А затем, поняв, что она обращается к нему, произнес:
— Прошу прощения. Я Сидней Кугельмас. Из Сити-колледжа. Профессор классической словесности. Нью-Йоркский Сити-колледж, знаете? К северо-западу от Центрального парка. Собственно, я… О господи!
