плечами. Он вообще то и дело пожимал плечами, Митрофанова и это заметила. – Спросить у нее самой.
– А вы что? Из милиции, чтобы вопросы задавать?! – не выдержал Стрешнев. – Сокол с места, ворона на место? Вы у нас теперь… главный по расследованиям?
При упоминании вороны с соколом Алекс поглядел на Стрешнева с изумлением, даже как будто испуганно.
Стрешнев же на него не смотрел, а обменивался знаками с Митрофановой.
– Я еще хочу задать вопрос вам. Про камеры, – неожиданно сказал Шан-Гирей, и они оба уставились на него. – В том коридоре камер, конечно, никаких нет. А где они есть?..
– Камеры? – быстро переспросила Митрофанова. – Какие камеры?.. В каком коридоре?..
– Видеонаблюдения. Там, где убили человека, камер нет, это ясно. А где они есть?
– Господи-и-и, – выдохнула Екатерина Петровна, – что за вопросы?! Ну на входе есть, у лифтов, возле копировальных машин обязательно.
– На лестницах еще, – подхватил Стрешнев.
– Но это надо у начальника службы безопасности узнать! Он лучше знает.
– А убийца?.. – помолчав, спросил Шан-Гирей и посмотрел по очереди на каждого. – Он тоже у начальника службы безопасности спросил, где именно есть камеры, а где нет?..
– Ка… какой убийца?
– Тот, который несколько дней назад убил здесь человека.
– Это убийство, – выговорила Митрофанова по-ефрейторски, – не имеет к нашему издательству никакого отношения. Это несчастный случай. Или трагическое недоразумение. Вы поняли?..
Алекс вдруг всерьез разозлился. Он терпеть не мог подобный тон – дурацкого, упрямого, тупого всезнайства. Он не верил людям, которые осведомлены обо всем лучше всех на свете. Он точно знал, что на любой вопрос существует десять ответов, и все они так или иначе правдивы, и у любой медали не две, а по крайней мере восемь сторон.
Можно сколько угодно представлять себе жизнь плоской, крохотной и пустяковой, как пятикопеечная монета, – ровно до той поры, пока не выяснится, что она глубока и безгранична, как озеро Байкал. Только выясняется это, как правило, когда уже поздно бывает спасаться!
– Убийство не имеет отношения к издательству, – он облизал губы, которые высохли от злости, – эти записки не имеют отношения к Анне Иосифовне. Но тем не менее человека убили, а записки лежат у нее на столе!..
– Хотел бы я знать, как они к ней попали, – сказал Стрешнев задумчиво. – Распечатать их она не могла никак – она на компьютере не работает и не работала никогда! Значит, кто-то принес.
– Может, по почте прислали? – втягиваясь в дурацкое расследование, спросила Митрофанова. – В конверте?
– Нет. – Шан-Гирей кивнул на листки. – Они не помяты, и их не складывали. Точно не по почте. И секретарша вряд ли…
– Да уж! Если бы Настя принесла, все издательство было бы в курсе.
Где-то приглушенно, как будто из-под пола, зазвонил телефон, и Алекс, кряхтя, полез под «бабкин» стол. Долго шарил в сумке, а потом по карманам куртки. Все это – и куртка, и сумка – было брошено на полу рядом с креслом, в котором он сидел.
Стрешнев, показав глазами на его согнутую спину, покрутил у виска пальцем.
Митрофанова покивала, соглашаясь, но не слишком уверенно. В данный момент ей решительно не казалось, что новый заместитель ненормальный.
Он вел какую-то сложную игру, и им еще предстоит разгадать, какую именно.
– Да, – послышался голос из-под стола. – Привет. Мне сейчас не очень удобно говорить. Я тебе перезвоню.
Он выбрался, неловко запихнул телефон в передний карман джинсов – они смотрели на него, как ему показалось, с ненавистью, – вздохнул и сказал:
– Я пришел сюда, потому что Анна Иосифовна попросила меня зайти к ней сразу же, как только я окажусь в издательстве. Так получилось, что я появился здесь лишь сегодня. Я не знал, что ее нет. Поверьте, я не лазутчик.
– Тогда кто вы? – быстро спросила Митрофанова, и у нее загорелись щеки.
Он вдруг понял, что ефрейторша гораздо моложе, чем показалось ему на первый взгляд. Лет тридцати, может. И щеки у нее загорелись, как у нормальной молодой взволнованной женщины.
Странная история. Разве ефрейторша может быть молодой и взволнованной?
– А вы уверены, что Анна Иосифовна не пользуется компьютером?.. – спросил он, обращаясь к этой женщине.
И ответила ему она же, никак не ефрейторша:
– Абсолютно точно не пользуется! Все издательство об этом знает! Она всегда говорит, что у нее от монитора голова раскалывается и глаза слезятся. Мы все документы ей только на бумаге показываем.
– Ну да, – согласился Шан-Гирей, помолчав по своему обыкновению. – Однако компьютерная розетка у нее под столом есть. И сетевая тоже.
Митрофанова выпрямилась и воззрилась изумленно, и Стрешнев тоже посмотрел с интересом.
Алекс, у которого болели все мышцы, даже под волосами болело, кое-как вытащил себя из-за стола, с трудом нагнулся и стал собирать свои пожитки.
Было еще кое-что, о чем он не стал им говорить.
Когда загадочные листы разлетелись из рук Стрешнева – Алекс отлично видел это из-за книжного шкафа, – их было четыре. А сейчас на столе лежало только три.
Проклятый телефон зазвонил, когда Алекс выбирался из маршрутки. Выбраться и так было нелегко, от усилий и неотпускающей боли он даже взмок немного – а тут как назло!..
Он нашарил было аппарат, но сделал неловкое движение, от которого бок словно проткнуло горячим и острым. Телефон полетел в лужу, и из маршрутки закричали:
– Эй, парень!.. Стой, стой!.. Зонт забыл!
Пока он соображал, какой-то дедуся, нагнувшись и наполовину высунувшись из маршруткиного нутра, ткнул его зонтом все в тот же бок, весьма ощутимо.
– Налижутся с утра пораньше, на ногах не стоят!.. Тунеядцы проклятые!.. И палку какую специальную завел, чтоб людя´м мешаться!.. Забирай, ну!..
Алекс перехватил длинную, тяжелую клетчатую трость, купленную когда-то в Лондоне. Зонт любимый, и потерять его было бы жалко.
– Извините, пожалуйста, – пробормотал Алекс.
Дедуся возмущенно фыркнул, изо всех сил бабахнул дверью перед самым его носом, маршрутка, зарычав натужно, заскакала по колдобинам, и Алекс остался один на пустой дороге.
Проводив маршрутку глазами, с трудом нагнулся и подобрал телефон. Тот был мокрый, в песке и, естественно, не работал.
Даша всегда говорила, что он не умеет обращаться с вещами, не ценит и не любит их. Еще она говорила, что людей он тоже не любит, не ценит и не умеет с ними общаться, и он знал совершенно точно, что это правда.
…Теперь куда? Направо или налево?.. Налево или направо?
На той стороне шоссейки стояли какие-то указатели, но отсюда Алекс никак не мог разглядеть, что именно на них указано, и потащился через дорогу – посмотреть.
Так. Деревня Юрьево налево, три километра. Деревня
