разорвать ему грудь и живот, мы сталкивались лишь во время давних разведывательных экспедиций на Юг. До сих пор на границах с Поселком вараны замечены не были. Значит, нам снова придется выставлять наблюдателей на заставах, а без прожекторов, поскольку электричества у нас теперь нет, ночные дежурства превратятся в смертельную лотерею с судьбой. Заметить ночью подкрадывающегося варана можно разве что чудом: двигаются они бесшумно, а прыгают, чтобы вцепиться в добычу, метров на пять или на шесть. Самое скверное, что вараны теперь будут проникать и на улицы. Придется, видимо, как следует настучать Лельке по шее, чтобы больше никаких гуляний с подругами по вечерам; как стемнеет – из дома никуда ни на шаг. Вот ведь напасть! Только-только мы пережили нашествие «скарабеев», пустынных жуков, ничем, впрочем, не похожих на своих египетских родственников, они даже цвета высохшей глины, размером с блоху, зато от укусов их вздувались на коже чудовищные пузыри, и на тебе – новый сюрприз! Варан – это вам все же не «скарабей». Варан может не просто руку или ступню, но – голову откусить. Вообще – очень неприятный сигнал. Судя по всему, южная фауна начинает постепенно перемещаться на Север. А это значит, что ареал засухи разрастается и на восстановление климата, то есть регулярных дождей, в наших широтах можно уже не надеяться.
Одно к одному!
Следующие восемь часов мы занимаемся тем, что Комендант определяет как «реабилитационные мероприятия». То есть подвозим беженцам воду, и чтобы могли они наконец напиться, и для мытья, два раза их кормим – сначала жидкой похлебкой, потом – жидкой перловой кашей, чуть приправленной тушенкой из наших неприкосновенных запасов. Тут трудность в том, что после долгих дней голодания беженцам чрезмерно наедаться нельзя. Кстати, и пить им следует с большой осторожностью. За этим, усевшись в столовой, следит дед Хазар. Одновременно Комендант, кряхтя и морщась, выделяет из тех же наших запасов полтора десятка комбинезонов, не забыв, разумеется, буркнуть при этом: ну а что сами будем носить? А в дополнение мы собираем по всему Поселку одежду и деревянные, у кого есть лишняя пара, сандалии, единственное, в чем можно ходить по раскаленной глади песка. Тряпье беженцев, перепревшее, отвратительно пахнущее, возможно, полное вшей и песчаных клещей, мы осторожно сжигаем на ближайшей окраине. В безветренный зной, слегка покачиваясь, поднимается виток едкого дыма.
Занимаются этим женщины и опять же, по выражению Коменданта, «военнообязанная молодежь», а взрослые мужчины не то чтобы стоят в оцеплении школы, но словно невзначай рассредоточились возле нее, лениво переговариваясь, делая вид, что прогуливаются, но вместе с тем готовые сразу же пресечь любые эксцессы.
Мы уже имеем опыт общения с беженцами и рисковать не хотим.
Все это время у нас с Ясидом, поскольку мы работаем в паре, идет яростная дискуссия. Ясид полагает, что нам следовало бы оставить беженцев у себя. Да, придется существенно урезать пайки, уменьшить норму воды, видимо, до предельного уровня. Ничего, как-нибудь переживем. Но ведь беженцы, если исключить немногих детей, это около тридцати крепких рабочих рук, которые можно сразу же пристроить к делу. Ясид считает, что нам пора попробовать пробить шахту в Каменной Балке: если там столько лет сочится родник, то высока вероятность, что он связан с обширным подземным озером, иначе бы этот источник давно иссяк.
- Найдем озеро, - шипит мне в ухо Ясид, – спасем жизнь Поселку. Ты понимаешь?.. Да и с городом, с Экосоветом, будет совсем другой разговор.
У Ясида это идея-фикс. Как у Коменданта – построить вал, который защищал бы нас от нашествия пыльных бурь, у Колдуна – молитвой или жертвой вызвать спасительный дождь, а у меня – что Новый Лес это и есть Аглая. Ника называет это сверхценной идеей: переубедить человека, который в нее уперся, обычно не удается. И тут он прав. Я знаю об этом по собственным переживаниям. Дискуссия же с Ясидом на тему шахты вспыхивает у нас постоянно, и бесполезно напоминать ему, что три года назад приезжали уже геологи, привозили соответствующее оборудование, просверлили в округе с десяток скважин, извлекли оттуда множество проб, изучили их, пришли к выводу, что никаких подземных озер в нашем районе не существует. Есть отдельные водоносные, то есть насыщенные влагой пласты, откуда вода просачивается к нижнему горизонту, образуя над ним единую, причем довольно тонкую линзу. Если мы, пробив шахту, начнем качать воду из Каменной балки, то соответственно сократится ресурс в нашей центральной скважине. Вот тебе, Ясичек, и весь праздник. Но Ясида действительно не переубедить: вода под землей есть, ее нужно только найти.
Этот спор выдыхается с уходом беженцев. Они трогаются в дорогу около шести вечера, когда дневная жара начинает понемногу спадать. Видно, как им не хочется уходить из Поселка, но наши «вооруженные силы» недвусмысленно смыкают кольцо, держа «калашниковы» наготове – у беженцев не остается иного выхода.
Уже через час нестройная их колонна, колеблясь, растворяется в серой дымке на горизонте, и мне почему-то кажется, что это уже навсегда.
Пусть даже ведет их, опираясь на посох, сам дед Хазар.
Ни до какого города они не дойдут.
***
Дома меня ждет сюрприз. Когда я, сильно замотанный всем сегодняшним днем, открываю дверь в кухню, рассчитывая, что хотя бы здесь скроюсь от угнетающей лавины забот, то первое, что вижу – девочку лет пяти, сидящую на коленях у Лельки. Она смуглая, с глазами, будто спелые сливы, в цветастом платье, в котором я узнаю старую лелькину блузку, а по бокам головы у нее, как проволочные, торчат, загибаясь вверх, две тощих косички, увенчанные синими бантиками.
Я застываю как вкопанный.
И прежде чем успеваю что-то сказать, Лелька твердым голосом сообщает, что девочку зовут Айгуль, родителей у нее нет, ей в самом деле пять лет, и она будет жить у нас. Лелька, оказывается, уже все продумала: воды, которою привез Ника, девочке, хватит на четыре – пять дней, а за это время она, Лелька, добьется от Коменданта увеличения нашей семейной нормы. В крайнем случае будет отдавать часть своей пайки, потому что ей самой столько не надо.
Как же, разбежалась, так ей Комендант и обрадуется! Да он над каждым литром воды трясется, как курица над снесенным яйцом.
Я перевожу взгляд на Ясида, но Ясид нейтрально пожимает плечами. Он-то, разумеется, понимает, что все это бред, но воспринимает его как жизнь, которая вот такая и не может быть никакой иной.
Ясид мне
