— Боюсь — чего?
Слово за словом, он вспоминал весь диалог.
— Ты представляешь, какие у нас будут дни?
Она сказала «дни», а не «ночи», словно собиралась проводить в постели все время.
— В конце концов мы привыкнем.
— К чему?
— Друг к другу.
А сейчас Жизель сидела рядом с ним в темноте, видела ту же дорогу, те же деревья, те же телеграфные столбы, которые внезапно появлялись из темноты, чтобы так же внезапно в ней исчезнуть. Он хотел взять ее за руку, но не решился.
Он расскажет об этом профессору Биго, который предпочитал посещать его в камере, а не приглашать его в тюремный лазарет. Биго садился всегда на край кровати, хотя охранник и приносил для него стул.
— Если я правильно понял, вы любили свою жену?
Тони развел руками и просто ответил:
— Да.
— Только у вас с ней не было контакта…
Он и не подозревал, что жизнь такая сложная штука. Что этот психиатр подразумевал под контактом? Они жили, как и все супружеские пары, разве нет?
— Почему после Мариан у вас не было больше детей?
— Не знаю.
— Вы что, больше не хотели?
Наоборот! Он хотел, чтобы их было полдюжины, дюжина — полный дом детей, как в Италии. А Жизель хотела троих — двух мальчиков и девочку, и они ничего не делали, чтобы избежать их появления.
— У вас были частые сексуальные отношения с женой?
— Особенно вначале.
Тони был откровенен, ничего не скрывал. Он включился в игру и изо всех сил хотел понять то же, что и все его собеседники.
— Во время ее беременности был, конечно, период…
— Это с тех пор вы завели привычку развлекаться на стороне?
— Это произошло бы в любом случае.
— Вам это так необходимо?
— Не знаю. Разве не все мужчины такие?
Профессору Биго было лет пятьдесят, его уже взрослый сын учился в Париже, а дочь недавно вышла замуж за гематолога, которому она помогала в лаборатории.
Психиатр был неряшлив, ходил в мешковатом, мятом костюме с болтающимися пуговицами. К тому же он непрерывно сморкался, словно страдал хроническим насморком.
Как объяснить ему, что произошло во время той ночной поездки? Ничего примечательного. Они не обменялись и дюжиной фраз. Тогда он был уверен, что Жизель ничего не знает, по крайней мере о сцене в городе после обеда. Скорее она вообще не подозревала о его отношениях с Андре, даже если до нее и доходили слухи о некоторых его интрижках.
И тем не менее именно за эти двенадцать километров он почувствовал, насколько она близка ему.
«Ты так нужна мне, Жизель», — чуть было не сказал он.
Нужно чувствовать ее рядом с собой. Нужно, чтобы она доверяла ему.
— Как подумаю, сколько лет я из-за тебя потеряла…
Он услышал голос Андре, а не жены — глуховатый, который шел из бурно вздымающейся груди. Она пеняла ему за то, что он в шестнадцать лет уехал из деревни, чтобы получить профессию.
Тони уехал в Париж и работал там в одном гараже до призыва в армию. Он никогда и не вспоминал об Андре. Для него она была просто рослой девицей, которая жила в Замке и чей отец был народным героем.
Высокомерная и холодная девица. Статуя.
— Чему ты смеешься?
Оказалось, что он смеется в машине, вернее, ухмыляется.
— Фильм вспомнил.
— Он тебе понравился?
— Ничего.
Да, статуя, которая так внезапно ожила и спрашивала его, глядя куда-то вдаль:
— А если бы я была свободна, Тони?
Все знали, что Николя очень болен и не доживет до старости, но вот так говорить, почти в прошедшем времени! Он сделал вид, что не расслышал.
— Ты смог бы тоже освободиться?
Локомотив свирепо засвистел.
— Что?
— Я спрашиваю, смог бы ты…
Что бы он ответил, если бы не увидел Николя в толпе на площади?
В доме на первом этаже горел свет. Сестры Молар, наверно, уже сложили шитье и приготовились уходить, потому что они обычно ложились спать в девять часов, иногда даже раньше.
— Я отгоню машину.
Она вышла, обогнув дом, чтобы зайти через кухню, а он же поставил грузовичок в серебристый ангар, поместив его посреди механических монстров ярко-красного и желтого цвета.
Когда он подошел к дому, обе девицы спускались с крыльца.
— Спокойной ночи, Тони.
— Спокойной ночи.
Жизель оглядывала комнату — нет ли какого беспорядка.
— Выпьешь что-нибудь? Может, хочешь есть?
— Спасибо.
Впоследствии он спрашивал себя — не ждала ли жена от него в тот момент какого-то слова или жеста? Могла ли она предчувствовать нависшую над ними опасность?
Обычно, когда они возвращались из кино, она сразу поднималась наверх, чтобы послушать, как дышит Мариан.
— Знаю, это смешно, — призналась она однажды вечером. — Но так бывает, только когда меня нет дома. Когда я здесь — мне кажется, она под моей защитой. Она тут же поправилась:
— Под нашей защитой. Когда меня нет рядом, мне так за нее страшно!
Она с тревогой склонялась над дочерью, стараясь расслышать ее мерное дыхание.
Он не нашелся, что сказать. Они разделись, как обычно, стоя друг против друга. После родов Жизель немного раздалась в бедрах, но по-прежнему оставалась худой, а бледные груди отвисли.
Как объяснить другим, что он ее любил, но почему-то в тот вечер, даже охваченный раскаянием, не смог сказать этого ей?
— Спокойной ночи, Тони.
— Спокойной ночи, Жизель.
Она сама погасила лампу у изголовья, которая стояла с ее стороны, потому что она всегда вставала первой, а зимой было еще совсем темно.
Задумалась ли она хоть секунду перед тем, как нажать выключатель?
Раздался щелчок.
ГЛАВА III
Он был достаточно уравновешен, это подтвердили многочисленные тесты, которым его подвергали в Пуатье, сначала тюремный врач, психиатр, а потом эта странная женщина с цыганскими глазами — доктор психологии, которая казалась ему то забавной, то угрожающей.
Все они удивлялись его спокойствию и даже были готовы вменить ему это в вину. Впоследствии на суде то ли помощник прокурора, то ли представитель гражданской партии расценят это спокойствие как цинизм и агрессивность.
В принципе он действительно хорошо владел собой, предпочитая ждать развития событий, а не забегать вперед.
